Тысяча огней - [25]

— Не понимаю, это же безумие считать шлем ненужной роскошью! — воскликнул он, повысив голос, чтобы его могли услышать и на рыночной площади. Затем последовала часовая филиппика по адресу нынешних политиков и международного положения в целом. Лишь поздно вечером речь наконец зашла о туарегах.

— Да, это они открывают ворота. Теперь они уже не хозяева пустыни, а ночные сторожа. Кончилась пора верблюжьих караванов, и они быстро обеднели.

Когда он, коммендаторе, сорок лет назад поселился в Кано, в город буквально все привозили верблюжьи караваны; это было золотое время для кочевников. Но затем построили железную дорогу, а вскоре настала пора самолетов и грузовиков. Именно грузовики и нанесли верблюжьим караванам смертельный удар. Ведь грузовики куда быстрее и надежнее, чем верблюды, доставляют грузы в любое место, и теперь ими пользуются даже самые бедные торговцы. Караваны утратили всякое значение, полную победу одержали шоферы, почти все негры. Так осуществилась своеобразная месть прежних рабов над своими вчерашними хозяевами. Сейчас негры сильно разбогатели, занимаясь торговлей, а туареги обеднели и стали ночными сторожами. Спаслись от разорения — но надолго ли — лишь туареги пастушеских племен. Самые богатые из туарегов — караванщики и торговцы — вконец обнищали.

— Но почему туареги стали именно ночными сторожами?

Коммендаторе смеется и, прежде чем ответить, заставляет нас «принять внутрь» очередную порцию виски с содой. Пьем только мы. Сам коммендаторе играл сегодня в теннис, и поэтому он пьет лишь минеральную воду «Санджемини». Ее доставляют сюда прямо из Италии (понятно, самолетом, а не с верблюжьим караваном).

Мы медленно потягиваем холодное с кусочками льда виски и молча поглядываем на хозяина дома.

Он улыбается и качает головой.

— Да, это занятная история. Гордые туареги — и вдруг стали ночными сторожами. Последние два года я не раз видел, как они уговаривали торговцев отвезти их товары с караваном верблюдов. Но отныне никто больше не нуждается в их услугах. Для всех караванов, разбивших свои палатки возле городского рынка, настали черные дни.

Кано теперь современный город со своим телевидением. А в мире телевидения и современных удобств, когда пришел конец даже колониальным шлемам, не осталось места верблюжьим караванам, одолевающим в день километров двадцать. К туарегам подкрались отчаяние и голод. Что им оставалось делать? Выполнять тяжелую физическую работу они не могут: тысячелетиями они были хозяевами пустыни и никогда в жизни не работали. Чтобы не умереть с голоду, им пришлось съесть своих верблюдов. А это было последним жестоким ударом по их прежней власти. Без верблюдов они не в состоянии даже покинуть город и вернуться в пустыню, где могли бы хоть заняться пастушеством, как это делают некоторые племена туарегов массива Аир. Трудиться они не умеют, но зато они смелы и привыкли к долгим ночным бдениям на кочевьях, к непроницаемой мгле Сахары и видят даже в темноте. Кто-то сообразил, что туарегов можно использовать как ночных сторожей, и нанял одного из них за мизерную плату; остальные жители Кано вскоре последовали примеру «первооткрывателя».

Теперь у всех ворот дежурят туареги, они довольствуются несколькими шиллингами и скудной едой, поэтому их охотно берут в ночные сторожа.

Когда мы допили холодное виски с содой, а коммендаторе последнюю бутылку минеральной воды, уже настал рассвет и край неба под крышами домов стал постепенно белеть.

На следующий день, иными словами спустя всего четыре часа, коммендаторе принял нас в своем служебном кабинете. Он был бодрый и свежий, точно спал всю ночь; мы же чуть не падали от усталости, глаза непроизвольно слипались, а голова нестерпимо болела.

— Нет, вам надо носить шлем, — покачивая головой, бурчит коммендаторе. И тут же, воспользовавшись нашим сонливым безразличием, дарит нам старые тропические шлемы, провалявшиеся в шкафу бог весть сколько лет. Мы не можем отказаться от подарка и, улыбаясь, обещаем хозяину, что отныне станем классическими путешественниками былых времен. Разговор переходит на другие темы. Мы рассказываем о наших планах, и хозяин дает нам ценные практические советы. О туарегах он больше даже не упоминает: он рассказал о них все, что знал.

И тут я заметил, что передал их историю начиная с конца. Я описал свою встречу с ними в Кано, которая произошла в 1963 году, но лишь упомянул о предыдущих встречах в 1953, 1957 и 1959 годах. С той поры прошло меньше десяти лет, но и этого оказалось достаточно, чтобы опрокинуть прежние иерархические отношения и фактически разрушить структуру целой этнической группы, которая прежде казалась самой прочной в Сахаре.

Поэтому я не могу не вернуться к моим прежним впечатлениям.

За десять лет путешествий и встреч с туарегами я выучил на их языке — тамашек — всего четыре слова. Я каждый раз попадал к туарегам в разное время года, и это позволило мне выучить их названия. Иуильен — это период с мая по август, время самой невыносимой жары. С августа по ноябрь — пора свадеб, которая называется у туарегов «амеуан». Зима — лучшее время года. В эти месяцы часто идут живительные дожди, самые крупные племена пускаются в долгий путь, пастухи перегоняют с пастбища на пастбище тучные стада. Это чудесное время называется «таджерест». После таджереста наступает тафсит. Он длится с февраля по май, и в эту пору в любой день можно ждать мгновенного перехода от периода обильных дождей к жестокой засухе. За все время моих частых встреч с туарегами я так и не выучил других слов, хотя подолгу жил вместе с ними. Должен честно признаться, что и эти четыре слова мне ни разу не понадобились. Но для меня они очень важны как путевые вехи моих путешествий. Стоит мне повторить иуильен, амеуан, таджерест и тафсит, и словно по мановению волшебной палочки передо мной всплывают воспоминания о давних встречах и любопытных эпизодах.