Тысяча огней - [17]

— Зернохранилищ Меденина? — воскликнули мы. — Но разве они не стали теперь лишь памятником старины?

— Да, это так. Но если их не разрушить, кочевники снова начнут пользоваться ими.

У нашего бравого офицера идей немного, но они четкие и непреложные. Бесполезно и настаивать, пришлось сдать фотоаппараты. Мне удалось спрятать свой фотоаппарат, и, как я узнал потом, такую же ловкость проявила и Лаура. Кто знает, может быть, нам удастся тайком сделать несколько фотографий. Мы поблагодарили коменданта за большой, вместительный джип и под вечер отправились в путь.

На следующий день, прежде чем углубиться в горный массив Джебель, мы осмотрели зернохранилища Меденина— знаменитые горфа, очень похожие на каменные пчелиные соты. Мы сразу же убедились, что комендант Кебили говорил правду: бульдозеры уже разрушили самые красивые и большие — в шесть этажей — зернохранилища.

Пока уцелели лишь трехэтажные горфа. Мы с Лаурой тайком сделали шесть снимков. Несколько кочевников удивленно стоят у деревянных дверей зернохранилищ, не понимая, зачем власти с такой поспешностью их разрушают. По привычке кочевники пересчитывают мешки с зерном и шкуры, которые они оставили здесь на время своих кочевий. Потом они обменяют эти товары или продадут на рынке. Вернувшись в Меденин, владельцы открывают свои зернохранилища, забирают товары, продают их и снова на долгие месяцы отправляются в дальнюю дорогу. Все хозяева зернохранилищ строго соблюдают неприкосновенность чужого добра. Еще ни разу в зернохранилищах даже мешка зерна не пропало. После Меденина мы выехали на главную дорогу к Джебель-Матмата. Долины и горы становятся все ближе и кажутся теперь горбами огромного каменного чудовища. Дорога змеится по горным тропкам, крутым поворотам и остроконечным скалам, лишь изредка нам попадаются навстречу крохотные пальмовые рощицы да одинокие оливковые деревья. Самое крупное селение в Джебеле — Туджан. Оно расположено в глубине долины, вплотную подступающей к пустыне. Дома Туджана в отличие от других селений на юге Туниса не белые, а коричневые, как сами камни горного массива. Поэтому в вечерней полутьме Туджан в первый момент показался нам не селением, а продолжением горы. Заночевали мы в здании школы. Не скажу, чтобы там было очень уютно — до самого утра мы изрядно мерзли. Но стоило взойти неяркому солнышку, и оцепенение и вялость как рукой сняло. Мы вышли из школы, когда ученики уже пришли на первый урок, и отправились на площадь, где нас ждало несколько мулов. Началось трудное восхождение.

Уже целых два часа мы поднимались в горы, когда наш проводник сказал: «Ну вот и добрались». Мы прямо-таки остолбенели. А где же дома, люди, животные? Проводник в ответ только молча ухмылялся.

На верный след нас навел собачий лай. Ориентируясь по громкому лаю, мы отыскали наконец среди скал первую из множества дверей, ведущих в пещеры, приспособленные под жилища.

В дома «троглодитов» можно попасть только через единственную дверь, проделанную в скале. Эту дверь трудно увидеть с дороги, а проникнуть в само жилище, если хозяева этого не хотят, почти невозможно.

На помощь нам пришел военный шофер-тунисец. Начались долгие переговоры с хозяином дома, стоявшим за дверью. Вначале шофер был очень вежлив, но, убедившись, что добром здесь ничего не добьешься, он хрипло и зло крикнул по-арабски и по-французски.

— Да вы знаете, кто их послал?! Сам президент и генерал.

Расчет был верным. Хотя стоявший за дверью араб не знал точно, кто это президент и генерал, угроза возымела свое действие. После новых сложных переговоров, дав женщинам время спрятаться, хозяева разрешили нам войти и осмотреть несколько пещер. Не прошло и часа, как мы стали друзьями. Две-три сигареты всегда самый лучший паспорт, и постепенно перед нами открылись все двери, исключая, понятно, ту, за которой надежно заперты самые молодые девушки. Одна из таких деревянных дверей потрескалась от времени, и в просветах мы сумели заметить черные смеющиеся глаза, с любопытством разглядывавшие нас. Но только глаза, потому что девушек вам не покажут, даже если вы привезете строгий приказ от самого президента. Зато нас окружила целая сотня ребятишек, шумливых и симпатичных. Они неотступно следовали за нами, и их крики, ссоры, просьбы о подарках сопровождали нас на всем пути паломничества.

Все дома Матмата подчиняются единым законам архитектуры. Кроме входной пещеры с неизменной деревянной дверью вы пересекаете естественную пещеру, служащую соединительным коридором, и уже через нее попадаете во двор. Он похож скорее на квадратный колодец, обычно довольно глубокий. Со дна этого двора-колодца высоко и где-то очень далеко виднеется освещенный квадрат неба. Со всех сторон во двор смотрят прорубленные в скалах двери. Сами жилища иногда расположены одно над другим, иногда на одном и том же уровне. Повсюду царит абсолютная чистота, и даже немногочисленные предметы утвари — кастрюли, тарелки, бидоны — расставлены в строжайшем порядке. Отдельно в пещерах-складах сложены съестные припасы: зерно, финики и оливковое масло — основная еда обитателей этих пещер. Давильный пресс, один на несколько семей, находится в самой глубине, в специально вырубленной пещере. Слепой осел тащит по кругу каменный каток, — это и есть механизм здешнего пресса. Под тяжестью отполированного гранитного камня оливки превращаются в зеленоватую массу, из которой хозяйки выжимают чистейшее оливковое масло.