Тысяча огней - [112]

— Нет, нет, пигмеи боятся приходить в селение.

— Как же тогда они могут обмениваться «товарами»?

— А очень просто: в трех километрах от селения есть место, где растет одинокое дерево. Батеке складывают под деревом свой «товар», а пигмеи, укрывшись за термитниками, незаметно следят за ними. Потом пигмеи тайком кладут рядом дичь и слоновую кость. Если те и другие сразу же забирают чужой «товар», значит, обмен состоялся. Но если «товар» залеживается, то это означает, что одна из сторон не согласна и ждет нового, более выгодного предложения.

— Как же нам все-таки встретиться с пигмеями?

— Да, сделать это нелегко. Пигмеи могут испугаться, увидев среди батеке белых.

— И тогда?..

— Тогда наверняка ничего не выйдет. Когда у пигмеев создается впечатление, что соседи их обманули, они покидают этот район и уходят искать других, более великодушных и честных покровителей, готовых дать лучшую «цену» за их редкостную дичь.

— Такое может случиться и в этот раз?

— Боюсь вам сказать. Но будем надеяться на лучшее.

Чтобы избежать неприятного сюрприза и преодолеть врожденную недоверчивость пигмеев, я прибег к старому, испытанному методу. В тех местах, где пигмеи обычно встречаются с батеке, я оставил несколько мешочков соли. И стал ждать.

Тем временем я нашел в селении человека, который знал язык пигмеев, и уговорил его стать моим парламентером и переводчиком. Он отправился к пигмеям, пообещав от моего имени табак. Наконец ему удалось договориться о встрече, которая должна была состояться возле источника неподалеку от селения.

На следующий день мы поставили джип в густой траве и стали ждать. Часа два мы в дремотном полусне сидели у машины, кое-как защищавшей нас от палящих лучей солнца. Внезапно я поднял глаза и буквально в двух шагах от себя увидел пятерых пигмеев. Я тут же дал им несколько пакетов табака, который уже лежал наготове. Я вспомнил о миссионере, который собирался сбросить соль и табак с самолета, дабы пигмеи поняли, что имеют дело с самим посланцем небес, и мне стало ужасно смешно. Не знаю, чем кончилась затея американца миссионера, но мой маневр удался. Пигмеи охотно приняли мои подарки. Переводчик стал им объяснять, что именно от них требуется.

Помочь нам проложить дорогу в саванне? Срезать траву, засыпать ямы, срыть несколько термитников? Они стали совещаться. Мы тут же увеличили размеры обещанного вознаграждения. Пигмеи что-то сказали переводчику, потом открыли пакеты и быстро поделили табак. Мы поняли, что пигмеи согласились прийти к нам на помощь.

И работа закипела. Прокладка дороги заняла четыре дня. На то, чтобы засыпать и выровнять километр дороги, требовалось четыре-пять часов. Наш джип медленно продвигался вперед метр за метром.

С десяток пигмеев, негры банту и участники нашей экспедиции, вооружившись кирками и лопатами, старательно засыпали ямы и подрезали траву. Мы то и дело сменялись за рулем, пигмеи работали тоже «посменно», чередуя несколько часов тяжелейшего труда с заслуженным отдыхом.

В минуты отдыха я усаживался рядом с пигмеями, угощал каждого табаком и уже потом заводил дружескую беседу.

— Что с ним случилось? — спросил я через переводчика, увидев у одного из пигмеев на ноге огромную гнойную рану.

— Порезал ногу в лесу, и теперь рана не закрывается, — ответил переводчик.

Я подумал, что не мешало бы прибегнуть к помощи доктора Порфирио, но был далеко не уверен, разрешит ли боязливый пигмей забинтовать рану. Но он согласился. Вероятно, бедняга умирал от ужаса, но позволил не только промыть и продезинфицировать рану, но даже наложить пластырь. Постепенно рана начала заживать. Теперь у нашего доктора не было отбоя от пациентов. Он всем подряд раздавал таблетки хинина и других противомалярийных средств, которые, кстати, творили чудеса. Слава о магическом исцелителе облетела окрестные селения, и вскоре к. доктору стали приводить самых немыслимых больных. Подчас он даже не в силах был поставить диагноз болезни. В таких случаях он неизменно прибегал к спасительным таблеткам хинина. И почти всегда результат лечения был весьма обнадеживающим. Если бы не панический страх перед дикими зверями, наш доктор был бы совершенно счастлив.

Впрочем, и мы пребывали в самом отличном настроении, так как прокладка дороги шла быстрыми темпами.

Я попросил друзей освободить меня от всех работ, мне хотелось записать на магнитофон рассказы пигмеев в те часы, когда они отдыхают после очередной смены. Вечером я сделать этого не мог по той простой причине, что мы обычно возвращались в Нго, а пигмеи оставались ночевать в лесу. Они ни за что не соглашались даже проводить нас до селения.

На второй день мне удалось поближе познакомиться с неразговорчивым пигмеем, который знал буквально все о жизни и обычаях своего племени. Между собой мы называли его «наш старичок». На вид ему можно было дать лет шестьдесят пять, семьдесят. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что ему немногим больше тридцати.

— Они живут очень недолго, — сказал нам переводчик-батеке.

— А дети?

— Половина из них умирает в первые же дни после рождения.

От «старичка» я узнал, что у пигмеев нет вождей или старейшин. В селении все равны, любое решение принимается только с общего согласия.