Тысяча огней - [109]

— Они говорят, что таких циновок должно быть не меньше десяти, и притом непременно с грузилами. Потому что яд очень легкий (он так и сказал — «легкий») и поднимается на поверхность. Ловить таким способом рыбу можно только в тихих местах со спокойным течением, когда нет дождя. При этом луна должна быть в первой четверти.

Мне казалось, что я своими глазами вижу, как тысячи рыб всплывают на поверхность и покачиваются брюшком кверху на желтой неподвижной воде. «Любопытно было бы заснять все это».

— Как долго они готовятся к рыбной ловле? — спросил я.

Кибангу снова пустился в бесконечные объяснения с туземцами. Я лишний раз убедился, что лесным жителям чужды и странны наши понятия о времени.

— Много дней, примерно с неделю, — сказал наконец Кибангу. — Сначала нужно выбрать подходящее место, а сделать это нелегко. Потом вырубить кустарник и ждать ясной, безоблачной погоды.

Появились носильщики с грузом табака. Пигмеи были наверху блаженства.

— Они говорят, что в селении у них есть много сушеной рыбы. Если хочешь, они завтра же ее принесут.

— Спроси, а нельзя ли самим отправиться за рыбой?

— Туда сутки ходьбы.

— Отлично. Завтра утром выйдем. Спать будем в их селении, а вернемся послезавтра вечером. Предупреди шоферов, чтобы они нас подождали в лагере.

Деревянная подушка

Первыми, кого мы увидели, подойдя к селению, были женщины. Маленькие, некрасивые, они спокойно курили длиннющие трубки. Нас они окинули внимательным взглядом, и только.

А вот малыши, завидев нас, заревели от страха. Насколько я понял, напугали их не мы, а наш проводник и переводчик Кибангу, огромный и черный. Очевидно, атавистический страх перед банту сохранился даже в подсознании малышей.

Селение, собственно, нельзя было назвать даже захудалой деревушкой. В первый момент мне показалось, что это обычный кустарник, только немного более густой. Но густые кусты оказались хижинами. Пигмеи строят свои куполообразные жилища из веток и листьев, располагая их неправильным кругом на лесной просеке. Лишь приглядевшись как следует, я увидел тропинку, которая вела от хижин к ручью.

У ручья группка женщин наполняла водой полые тыквы. На берегу того же ручья целыми днями сидели старики, уже неспособные охотиться, в надежде поймать какое-нибудь животное, пришедшее на водопой. Кроме того, они были и надежными часовыми, охранявшими селение от незваных гостей. Кибангу сказал, что все поселения пигмеев крохотного размера. Ведь трудно найти в лесу место, где дичи хватило бы на все племя.

Мы вошли в одну из хижин и сфотографировали соломенную подстилку, небольшой очаг, несколько глиняных сосудов, выменянных, как мы потом узнали, у негров банту, полые тыквы и деревянные или берестяные вазы, до краев наполненные диким медом и фруктами. В углу лежал заступ, вернее, обычная заостренная палка, которая служит для выкапывания клубней. Была здесь и другая кухонная утварь — большущий лист, чтобы завертывать в него мясо, и лист-кулек, в котором хранят термитов и червей. Возле соломенной подстилки я увидел полено с углублением в центре.

Один из стариков жестами объяснил нам, что оно служит подушкой.

— Немного жестковата, — мрачно процедил Нанни, заранее приготовившись провести бессонную ночь.

— Зато в чистоте этой «подушки» можешь не сомневаться, — утешил его Нансен.

До самой темноты мы ходили от одной хижины к другой, и всюду висели на стене-крыше хижины лук-колчан со стрелами, трубка и самая «ценная» домашняя утварь.

В самой большой хижине нас угостили обещанной рыбой, а мы раздали еще несколько пакетов табака. Собственно говоря, все эти хижины пигмеев даже не жилища, а временные укрытия. Впрочем, это вполне логично. Когда дичи в окрестностях становится меньше, пигмеи покидают селение и перебираются в другой район. Постоянной необходимостью кочевать с места на место и объясняется крайне ограниченный набор домашних и кухонных принадлежностей — все эти листы, деревянные кувшины и полые тыквы очень легко сделать снова, к тому же они не служат помехой в кочевой жизни.

Ночь спустилась внезапно, как всегда бывает в лесу, и сразу все окуталось мглой. Мы не торопились зажечь фонари и газовые лампы. Нам хотелось посмотреть, что происходит в селении с наступлением темноты.

Каждая семья укрылась в своей хижине, мгновенно смолкли разговоры и песни. Пигмеи боялись ночи так же сильно, как их предки. У хижин догорали костры, но никто не подбрасывал в них ветки и сучья, и уж никому из пигмеев не приходило в голову разжечь новый костер. Ночная тьма была грозной владычицей, и горе тому, кто осмелится потревожить ее сон.

Велико же было удивление пигмеев, когда мы зажгли наши фонари и лампы. Их свет был для пигмеев необычайно ярким; из каждой хижины вышли сначала мужчины, а затем женщины и дети. На огонь слетелись мириады насекомых и ночных бабочек.

Старики пигмеи уселись в кружок возле нашей хижины. Один из них заговорил возбужденно и быстро.

— Он говорит, что однажды уже видел такие огни на машинах, — перевел Кибангу. — Свет был такой сильный, что все животные в страхе бежали прочь…

Вспомнив о зажженных фарах автомашин, старик пигмей сказал, что только у бога Торе есть еще более яркие факелы.