Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - [54]

Избитая сестра встала.

– О повелитель правоверных, я тоже скажу от своего израненного сердца: никогда больше не смогу я жить с мужчиной. Мы не властны над чувствами, а такая обида никогда не умирает. Я последую пословице, которая гласит: «Никогда не выходи за прежнего возлюбленного или бывшего мужа». Но благодарю тебя тем, что осталось от моего сердца, за твое сострадание и милость ко мне.

Избитая сестра постояла, ожидая, что скажет калиф, и по прошествии нескольких минут, за которые калиф не проронил ни слова, вернулась на свое место.

Тут встали две старших сестры, и одна из них заговорила, покуда другая согласно кивала головой:

– О повелитель правоверных, мы поступили с нашей сестрой, хозяйкой дома, как дикий зверь с тем, кто его кормит, – откусили руку, что протягивала пищу. Так случилось из-за того, что в сердце у меня и сестры взросли семена зависти, которые в итоге нас и погубили. Но вот о чем спрошу я: как сердца наши стали почвой, взрастившей это семя? И отвечу: причина в том, что мужчины, за которых мы вышли, мало того что растратили наши деньги – они бросили нас, как ненужную ветошь. Поэтому прошу тебя, о повелитель правоверных, прости нас с сестрой за дерзость и непокорство, но мы не выполним твоего желания и не выйдем замуж в третий раз.

Когда старшие сестры вернулись на свои места, все в зале замерли, ожидая ответа калифа. Разгневается повелитель или проявит участие?

После долгого молчания калиф заговорил:

– О почтеннейшие, ваша храбрость и прямота похвальны; но вы сделаете, как я приказал. Мне угодно, чтобы ваши былые горести забылись, как тяжелый сон, и чтобы в будущее вы смотрели с радостью и новой надеждой в сердце. Да хранит вас Аллах, впереди у вас долгие годы жизни, и вам нужны рядом мужчины, которые обеспечат ваше благополучие. Ибо одинокая старость подобна самой смерти; и если вы доживете до преклонных лет без мужа и детей, то вкусите величайшей горечи и обиды.

И тотчас, не дав женщинам ответить, калиф спросил у Джафара: «Может ли здесь кто-нибудь послужить свидетелем?»

Визирь поклонился калифу.

– Позволь мне, о повелитель правоверных, напомнить, что ты превыше всего ценишь честность и справедливость. Так давай же предоставим этим сестрам жить, как они хотят, тем более что они законопослушны и жизнь ведут примерную и достойную. К тому же не надо забывать, как преуспели они в делах хозяйственных и торговых и как верны и преданны были всю жизнь памяти родителей. Не достаточно ли несчастий претерпели они по вине мужчин? Неужели ты снова хочешь толкнуть их в брачный союз, который, вполне возможно, снова погрузит их в пучину бед и страданий?

– Законопослушны? – сердито переспросил калиф. – Да они едва не убили нас семерых без всякой жалости, стоило нам спросить о том, зачем они бьют собак! И кто из присутствующих здесь мужчин способен причинить им новую боль, когда мы услышали об их страданиях? Я? Мой сын аль-Амин? Дервиши или носильщик?

Снова поглядев на носильщика, калиф сказал:

– Носильщик может показаться дерзким, но к хозяйкам дома он будет относиться со всею добротой и справедливостью, ведь, женившись на сестре его жены, я стану ему свояком.

Закупщица встала.

– Прости меня, о повелитель правоверных, но я снова скажу: ни за что на свете не выйду замуж и даже не проведу ночь под одной крышей с каким-либо мужчиной, хотя бы и в отдельной комнате.

– Госпожа, ночь уже подходит к концу, а ты провела ее в обществе семерых мужчин – то есть я хотел сказать, шестерых мужчин и двух полумужчин, – сказал Абу Нувас, показав на себя и на первого дервиша.

Калиф улыбнулся словам Абу Нуваса, но затем гнев снова взял верх.

– Отчего так получается, что мужчины всегда во всем виноваты? Разве мужчина придумал этот дьявольский план? Кто опоил тебя зельем и запер в сундуке, продал его и построил гробницу, а затем приказал всем во дворце одеться в траур? А мужчина любит тебя и горевал по тебе, как никогда раньше и никогда с тех пор!

– О повелитель правоверных, – отвечала закупщица. – Эти ужасные козни устроила женщина, а не мужчина, но виню я мужчину, которого любила и с которым жила не как жена, а как наложница, хотя я и из знатной семьи. Я виню его не в том, что он не распорядился о тщательном дознании, когда услышал о моей смерти, но в том, что оттолкнул меня, уже зная, что я жива, – вместо того чтобы расспросить меня и выяснить правду. А ведь сам он выбранил за такое третьего дервиша! Как могу я доверять мужчине, которого я обожала и чью честь защищала, даже когда дрожала от страха? Простившему ту, что попыталась меня погубить и замыслила весь этот дьявольский план, – а меня бросившему в темницу, посчитав неверной? Как легко он допустил, будто я запятнана изменой; стало быть, ради своего доброго имени он пойдет на все что угодно.

– Довольно! – рассвирепел калиф, ибо закупщица зашла слишком далеко. – Довольно! Ты исчерпала мое терпение до последней капли. Либо ты и твои сестры сделаете, как я велю, либо отправитесь на смерть.

– Умоляем тебя, о повелитель правоверных, помилуй нас. Ты желаешь нам добра, но мы не можем поступить по твоему желанию, ибо мужчины для нас хуже чумы.