Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - [32]

Купец-христианин закончил свою историю с громким смехом, и трое его спутников засмеялись с ним вместе. Наконец угомонившись, он спросил владыку весьма самоуверенно:

– Ну разве моя история не удивительнее и не забавнее?

Но царь Китая только зевнул.

– Нет. И так как вам не удалось развлечь меня, как когда-то развлекал мой любимый шут, то мне придется повесить вас всех за его смерть.

Тогда вперед выступил повар-мусульманин, поцеловал землю под ногами царя и сказал:

– О счастливый государь! Если я расскажу тебе невероятную историю, куда более удивительную, чем истории горбуна и купца-христианина, ты нас помилуешь?

– Помилую, так что рассказывай.

Купец встал и начал так:

– Как я уже сказал, о великий государь, я повар в доме почтенного хозяина, который каждую пятницу под вечер приглашает к себе многих законников, богословов и сановников для чтения благословенного Корана. После того как прочтут Фатиху, мы выставляем на стол множество приготовленных мной блюд, и все собираются вокруг моего знаменитого плова. Мой плов имеет особенный вкус, потому что я кладу в него одну тайную приправу. Моя бабушка умеет, выслеживая пчел, отыскивать редкий вид шафрана, что вкусом и ароматом своим достоин ангелов, и собирает его для меня.

Вчера вечером я гордо стоял у стола на случай, если понадоблюсь гостям. Подошел мой хозяин со своим двоюродным братом, много лет прожившим в далеких чужеземных краях. Но когда этот брат посмотрел на стол, то опустил глаза и застонал, словно от боли.

– Что с тобой? – с удивлением спросил мой хозяин.

Его брат показал на плов и отвернулся, словно увидел своего злейшего врага. Я затаил дыхание, испугавшись, что в блюдо попал таракан или даже мышь.

– Я дал клятву не притрагиваться к плову, потому что, если я отведаю его, мне придется сорок раз помыть руки мылом, еще сорок раз щелоком и, наконец, сорок раз галанговым корнем.

Так же удивленно, но уже с некоторым раздражением, мой хозяин сказал:

– Ты все-таки попробуй, братец, этого несравненного плова, а потом уж мой руки столько, сколько пожелаешь.

Двоюродный брат моего хозяина, смущенный тем, что вокруг него уже собрались другие гости, подчинился, исполненный любопытства и смятения. Он сел, протянул дрожащую руку к плову и, весь затрясшись, попробовал взять немного с блюда. Однако, как он ни старался, плов все время выскальзывал у него из пальцев, так что он не смог удержать ни рисинки.

Наконец мой хозяин воскликнул:

– О сын моего дяди, я не знал, что ты родился без больших пальцев!

– Нет, Всевышний по своему милосердию сотворил меня со всеми пальцами. Увы, я лишился их как раз из-за плова.

Тогда мой хозяин и все гости попросили его объяснить, как такое могло случиться, и он начал рассказывать.

* * *

Никак не уйти мне от моего несчастного прошлого. Я из весьма известной купеческой семьи, начало благосостоянию которой положил мой прапрадед; но отец мой не последовал его примеру – он целыми днями пил, играл на лютне и развлекался с наложницами, пока не лишился всех денег и не отошел от дел, обремененный долгами. После его смерти я все же вновь открыл лавку и скромно занялся куплей-продажей и сводил концы с концами, хоть и без особенной выгоды. Однажды рано утром, когда была открыта только моя лавка, к двери подъехала некая госпожа на муле: мула вел под уздцы один раб, сзади шел другой, а рядом шагал евнух. Она откинула покрывало, и, заглянув ей в лицо, я узрел саму красоту. Госпожа попросила меня показать ей лучшие товары.

– У меня нет товаров, которые бы удовлетворили твой тонкий вкус, госпожа, ибо я беден, но, как только откроются другие лавки, я принесу тебе из каждой самое лучшее.

Так я и сделал: я принес все, чего она хотела, более чем на пять тысяч дирхамов. Она поднялась, приказала евнуху погрузить покупки, села на мула и уехала.

Когда она скрылась из виду, я горестно вздохнул и стал сетовать на судьбу, потому что красавица не заплатила, так что я стал теперь должен другим лавочникам пять тысяч дирхамов и не знал, как уговорить их подождать. Она к тому же безраздельно завладела моим сердцем.

Целый месяц я винил себя за то, что не спросил евнуха или рабов о том, кто она такая. Потом как-то утром, к великому моему удивлению и радости, женщина вновь показалась со своей свитой, вошла ко мне в лавку, откинула покрывало, улыбнулась мне и сказала, что пришла заплатить долг. В ответ я только ахнул и вздохнул.

– Ты женат? – вдруг спросила она.

– Нет, – ответил я и заплакал.

– Почему ты плачешь? – спросила она.

Я что-то пробормотал, почти утратив дар речи, и она вышла из моей лавки. Когда евнух платил мне, я спросил его, кто она такая, и он сказал, что она не кто иная, как дворцовая прислужница госпожи Зубейды, супруги калифа, она закупает все, что нужно ее госпоже, и выполняет ее поручения. Госпожа обращается с ней как с родной дочерью, потому что воспитывает ее с детства.

Наверное, отчаяние проступило у меня на лице: никогда мне не добиться такой женщины! Я попросил евнуха стать моим посредником и предложил ему за это несколько дирхамов. Он засмеялся.

– Она больше любит тебя, чем ты ее. Потому она и не заплатила тебе в первый раз, когда пришла, – она хотела увидеть тебя снова.