Тысяча душ - [43]
При последних словах у Полины показались на глазах слезы.
– Господи, боже мой! – продолжала она. – Я не ищу в будущем муже моем ни богатства, ни знатности, ни чинов: был бы человек приличный и полюбил бы меня, чтоб я хоть сколько-нибудь нравилась ему…
В это время генеральша зевнула и полуоткрыла глаза.
– Полина, ты здесь? – сказала она.
– Здесь, maman, – отвечала Полина и, тотчас же встав, отошла от князя к столику, на котором лежали книги.
– Что ты делаешь? – спросила генеральша.
– Книги смотрю.
– Какие книги?
– Которые князь привез, – отвечала с досадою Полина.
– Какие книги он привез? – спросила старуха.
– Журналы, ma tante, журналы, – подхватил князь и потом, взявшись за лоб и как бы вспомнив что-то, обратился к Полине. – Кстати, тут вы найдете повесть или роман одного здешнего господина, смотрителя уездного училища. Я не читал сам, но по газетам видел – хвалят.
M-lle Полина начинала припоминать.
– Смотритель… – сказала она, прищуривая глаза, – он был, кажется, у нас?
– Был? – спросил князь.
– Да, был; но maman сухо его приняла, и он с тех пор не бывал.
– О чем вы говорите? – спросила опять старуха.
– О сочинениях, ma tante, о сочинениях, – отвечал князь и, опять взявшись за лоб, проговорил тихо и с улыбкой Полине: – Voila notre homme![34]. Займитесь, развлекитесь; молодой человек tres comme il faut!.[35]
Полина тоже усмехнулась.
– Именно готова, – отвечала она, – впрочем, он и тогда мне понравился: очень милый.
– Очень милый! – подтвердил князь.
– Обедать готово? – вмешалась старуха.
М-lle Полина пожала плечами.
– Мы недавно, maman, кофе пили.
– Рано, ma tante, очень рано; всего еще первый час, – подхватил князь, смотря на часы.
Старуха сделала недовольную мину и снова начала как бы дремать.
– Я сейчас заезжал к нему, и завтра, вероятно, он будет у меня, – произнес князь, обращаясь к Полине.
Та опять грустно, но улыбнулась.
II
Возвратившись домой из училища, Калинович сейчас заметил билет князя, который приняла у него приказничиха и заткнула его, как, видала она, это делается у богатых господ, за зеркало, а сама и говорить ничего не хотела постояльцу, потому что более полугода не кланялась даже с ним и не отказывала ему от квартиры только для Палагеи Евграфовны, не желая сделать ей неприятность. На оборотной стороне билетика рукою князя было написано: «Заезжал поблагодарить автора за доставленное мне удовольствие!» Прочитав фамилию и надпись, Калинович улыбнулся, и потом, подумав немного, сбросив с себя свой поношенный вицмундир, тщательно выбрился, напомадился, причесался и, надев черную фрачную пару, отправился сначала к Годневым. Настенька по обыкновению ждала его в зале у окна и по обыкновению очень ему обрадовалась, взяла его за руку и посадила около себя.
– Откуда ты сегодня такой нарядный? – сказала она.
– Ниоткуда, – отвечал Калинович и потом, помолчав, прибавил: – У меня сейчас нечаянный гость был.
– Кто такой? – спросила Настенька.
Вместо ответа Калинович подал ей билет князя. Настенька, прочитав фамилию и приписку, улыбнулась.
– Какая любезность! Только жалко, что не вовремя, – проговорила она.
– Почему же не вовремя? – спросил Калинович.
– Конечно, не вовремя! Когда напечатался твой роман, ты ни умнее стал, ни лучше: отчего же он прежде не делал тебе визитов и знать тебя не хотел?
– Напротив, он был всегда очень любезен со мной, и я всегда желал с ним сблизиться. Человек он очень умный…
Настенька сомнительно покачала головой.
– Не знаю, – прибавила она, – я видела его раза два; лицо совершенно как у иезуита. Не нравится он мне; должно быть, очень хитрый.
Калинович ничего не возражал и придал лицу своему такое выражение, которым как бы говорил: «Всякий может думать по-своему».
Между тем Петр Михайлыч тоже возвратился домой и переодевался в своем кабинете. Услышав голос Калиновича, он закричал:
– Калинович, вы здесь?
– Здесь, – отвечал тот.
– У вас гость был, князь заезжал к вам.
– Знаю, – отвечал Калинович.
– Что ж вы думаете сделать? – продолжал старик, входя. – Э! Да вот вы кстати и приоделись… Съездите к нему, сударь, сейчас же съездите! Подите-ка, как он вас до небес превозносит.
– Зачем же сейчас? – вмешалась Настенька. – Не успел он завернуть, как и бежать к нему на поклон. Какое благодеяние оказал… это смешно!
– Ужасно смешно! Много ты понимаешь! – перебил Петр Михайлыч. – Зачем ехать? – продолжал он. – А затем, что требует этого вежливость, да, кроме того, князь – человек случайный и может быть полезен Якову Васильичу.
– Чем же он может быть полезен Якову Васильичу? Вот это интересно; этого я точно не понимаю.
Петр Михайлыч рассердился.
– Нет, ты понимаешь, только в тебе это твоя гордость говорит! – вскрикнул он, стукнув по столу. – По-твоему, от всех людей надобно отворачиваться, кто нас приветствует; только вот мы хороши! Не слушайте ее, Яков Васильич!.. Пустая девчонка!.. – обратился он к Калиновичу.
– Я думаю съездить, – проговорил тот.
Настенька взглянула на него.
– Поезжайте, – подхватил старик, – только пешком грязно; сейчас велю я вам лошадь заложить, сейчас. – прибавил он и проворно ушел.
– Ты поедешь? – спросила Настенька.
– Конечно, поеду, – отвечал Калинович.
«Если вам когда-нибудь случалось взбираться по крутой и постоянно чем-то воняющей лестнице здания присутственных мест в городе П-е и там, на самом верху, повернув направо, проникать сквозь неуклюжую и с вечно надломленным замком дверь в целое отделение низеньких и сильно грязноватых комнат, помещавших в себе местный Приказ общественного призрения, то вам, конечно, бросался в глаза сидевший у окна, перед дубовой конторкой, чиновник, лет уже далеко за сорок, с крупными чертами лица, с всклокоченными волосами и бакенбардами, широкоплечий, с жилистыми руками и с более еще неуклюжими ногами…».
«Утро. Большой кабинетъ. Передъ письменнымъ столомъ сидитъ Владимiръ Ивановичъ Вуландъ, плотный, черноволосый, съ щетинистыми бакенбардами мужчина. Онъ, съ мрачнымъ выраженiемъ въ глазахъ, какъ бы просматриваетъ разложенныя передъ нимъ бумаги. Напротивъ его, на диванѣ, сидитъ Вильгельмина Ѳедоровна (жена его), высокая, худая, белокурая нѣмка. Она, тоже съ недовольнымъ лицомъ, вяжетъ какое-то вязанье…».
«Нижеследующая сцена происходила в небольшом уездном городке Ж.. Аполлос Михайлыч Дилетаев, сидя в своей прекрасной и даже богато меблированной гостиной, говорил долго, и говорил с увлечением. Убедительные слова его были по преимуществу направлены на сидевшего против высокого, худого и косого господина, который ему возражал…».
Известный роман выдающегося писателя, посвященный русской общественной жизни 60-х годов XIX века, проникнутый идеями демократизма, добра и человечности. Произведение это получило высокую оценку Л.Н.Толстого.
«Зиму прошлого года я прожил в деревне, как говорится, в четырех стенах, в старом, мрачном доме, никого почти не видя, ничего не слыша, посреди усиленных кабинетных трудов, имея для своего развлечения одни только трехверстные поездки по непромятой дороге, и потому читатель может судить, с каким нетерпением встретил я весну…».
«Губернией управлял князь ***. Четверг был моим докладным днем. В один из них, на половине моего доклада, дежурный чиновник возвестил:– Помещик Шамаев!– Просите, – сказал князь…».
«Мы подходили к Новороссийску. Громоздились невысокие, лесистые горы; море было спокойное, а из воды, неподалеку от мола, торчали мачты потопленного командами Черноморского флота. Влево, под горою, белели дачи Геленджика…».
Из книги: Алексей Толстой «Собрание сочинений в 10 томах. Том 4» (Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1958 г.)Комментарии Ю. Крестинского.
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В первый том трехтомного издания прозы и эссеистики М.А. Кузмина вошли повести и рассказы 1906–1912 гг.: «Крылья», «Приключения Эме Лебефа», «Картонный домик», «Путешествие сера Джона Фирфакса…», «Высокое искусство», «Нечаянный провиант», «Опасный страж», «Мечтатели».Издание предназначается для самого широкого круга читателей, интересующихся русской литературой Серебряного века.К сожалению, часть произведений в файле отсутствует.http://ruslit.traumlibrary.net.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В двенадцатый том настоящего издания входят художественные произведения 1874–1880 гг., публиковавшиеся в «Отечественных записках»: «В среде умеренности и аккуратности», «Культурные люди», рассказы а очерки из «Сборника».