Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд - [62]

Даже с этого расстояния было видно, что кругом воцарился пьяный бардак, и что э-эмнанте утратил контроль над ситуацией, так что обычно ритмичные танцы превратились в безумные круговые пляски. Те, кому хватило благоразумия не прикасаться к алкоголю, спешно возвращались в вигвамы, и родные спешили развязать молоденьких девушек: странный, но эффективный, местный обычай позволял связывать их веревкой в танце, чтобы распаленные весельем юноши не увлекали их подальше от костра. Ну, или как сегодня, раззадоренные демоном виски.

Я поспешила на поиски сначала Марты, а потом остальных, кого смогу собрать, чтобы всем вместе укрыться в доме преподобного Хейра, как ищут убежища в церкви. Лагерь раскинулся широко, так что кругов танцующих было несколько, но все они были охвачены пресловутым демоном.

Добежав до дома Марты, я нашла ее там, как и предполагалось, в состоянии, близком к панике.

– Господи, Мэй, что творится? – спросила она. – Какое-то безумие!

И мы с Мартой поспешили к преподобному. К тому моменту обстановка только ухудшилась, кажется, ситуация совсем вышла из-под контроля. Кругом горели костры. Раздавались выстрелы и ругань, и под музыку, напоминавшую урчание адова чрева, танцевались бесстыдные пляски. С ужасом и отвращением мы заметили, что некоторые дикари тащат из вигвамов кричащих жен и дочерей. чтобы продать за виски. И слишком боялись за собственную жизнь, чтобы вмешиваться.

Когда мы появились в доме преподобного, оказалось, что там собрались почти все наши: сбившись в кучку, они плакали от ужаса. Э-эмнанте, Женщина-Собака, успокаивал и увещевал преподобного в глубине вигвама; у святого отца, кажется, сделался нервный срыв. Его трясло, и он кутался в бизоньи шкуры, точно огромный ребенок, пробудившийся от страшного сна. Он раскачивался из стороны в сторону, дико озираясь и отчаянно потея.

– Qu’est que se passe avec le Reverend? – спросила я гермафродита. – Il est malade?

– Il a perdu sa médecine, – печально ответил тот.

– Comment?

– Sa médecine, elle est partie[7], – повторил тот. Он очень сочувствовал преподобному и в тот момент подносил к носу святого отца зажженный шалфей. Очевидно, чтобы тот снова обрел свою магию – иными словами, набрался смелости.

Я опустилась на колени перед дрожащим, одетым в белое священником.

– Вы больны, преподобный? – прошептала я. – Прошу вас, скажите, что с вами, – ухватив его мясистое запястье, я сильно встряхнула его. – Прошу вас, вы нужны этим женщинам!

– Простите, мисс Додд, – сказал он, утирая пот с бровей и пытаясь как-то прийти в себя. – Положение безнадежное: это худшее, что вообще могло случиться. Я работал среди дикарей раньше, чем они познали виски. Это сатанинское орудие, чтобы поработить их души. Они делаются совсем безумными. Вы не представляете, насколько. Они не могут сопротивляться. Единственная надежда и защита – укрыться от них и не попадаться на глаза.

– Господи, отец, – воскликнула я. – Не время терять веры. Соберитесь! Неужели не видите: этим женщинам нужна ваша сила.

Хотя преподобный в его нынешнем состоянии не мог никого защитить, женщины, которые собрались в его доме, предпочли там и остаться; к ним присоединялись другие, и скоро в вигваме стало не протолкнуться; никто не желал возвращаться в хаос, воцарившийся к тому времени в лагере.

Там была Жанетт Паркер, маленькая француженка Мари-Бланш, странная, тихая Ада Вейр, не снимавшая траура: кажется, ее видение мира начало сбываться.

– Нам повезло, что в этот черный день с нами представитель духовенства! – мрачно сказала она. – Мне намного лучше, когда я знаю, что он здесь.

В этот момент в вигвам ворвалась Нарцисса Уайт, растрепанная, бормоча что-то в тихой истерике.

– Теперь сами видите – я вам говорила, что у нас ничего не выйдет! Сатана правит этой ночью, я говорила им, говорила…

– Говорила что, ради всего святого, Нарцисса? – спросила я.

– Говорила, что им надо извергнуть Сатану из сердец своих! – сказала она. – Что не следует ложиться с язычниками до тех пор, пока Церковь не сделает свою работу и Бог не воцарится в их низменных душах! – И она посмотрела на меня так, точно видела в первый раз. – Разве нет? А теперь посмотри, посмотри, что ты наделала, безбожная блудница! Ты стала поклоняться Сатане – и вот что из этого вышло! – Она задрала платье, и я увидела тонкую струйку крови, текущую с тыльной стороны ее бедра. Очевидно, муж Нарциссы под воздействием паров виски все же решил исполнить мужний долг.

– Прости меня, Нарцисса! – сказала я. – Мне, право, очень жаль. Но как ты можешь винить в этом меня или других наших? Кстати, ты видела остальных? Сестер Келли, Гретхен, Дейзи Лавлейс, Фими? Маленькую Сару?

– Все они грешницы! – воскликнула Нарцисса, качая головой. – Гореть им в аду.

– Оглянись вокруг! – заметила Ада Вейр. – Мы уже в нем.

Беспокоясь об остальных и о моих соседках, я решила вернуться к себе. Марта, слишком напуганная, чтобы отпускать меня, бросилась следом. Мы бежали так быстро, как только могли, остерегаясь столкнуться с танцующими, стараясь не смотреть никому в глаза, то есть стать невидимыми.

Моих товарок мы обнаружили сбившимися в кучку и накрытыми толстыми шкурами. Как я и думала, Маленький Волк так и не вернулся. Дочь вождя, Милая Походка – хорошенькая девушка немногим моложе меня, тоже ходила на танцы, привязанная к остальным. Вторая жена вождя, моя подруга Перо-на-Голове, встревоженно прижимала к груди младенца. Став на колени перед ней, я попыталась ее утешить. Старуха Кривой-Нос сидела на своем обычном месте, скрестив ноги, бдительно охраняя вход с дубинкой наперевес. Впервые я очень обрадовалась, увидев ее на посту.