Тяжкие преступления - [56]

— Нет, поехали на работу.

— Если ты будешь продолжать драться, Джек, в конце концов ты лишишься работы в полиции.

— За то, что я бью таких, как Бобби, никто меня с работы не снимет.

— Почему бы тебе не взять отпуск на несколько дней? Поехал бы, детей проведал.

— Я уже об этом думал.

— Они ведь тоже по тебе скучают, Джек.

— Да, я знаю.

На стуле около рабочего стола Уиллоуса вразвалку сидела женщина в грубых черных кожаных ботинках и черных кожаных штанах в обтяжку и ярко-розовом свитере из ангоры. Волосы ее были цвета редиски, а в левой ноздре поблескивал бриллиант. Увидев входящих, она встала и, одернув свитер, обратилась к ним:

— Вы — следователи Уиллоус и Паркер?

Уиллоус кивнул.

Она протянула ему руку, на которой была татуировка — красно-синяя бабочка.

— Меня зовут Беверли, — представилась она и, снова усевшись, развернула клочок газеты и разгладила его на обтянутом черными штанами бедре. — Я работаю по вечерам в ресторанчике на улице Пендер. Вот он, — она протянула ему этот клочок с фотографией парня, арендовавшего склад Уильяма Чанга, — он зашел поздно вечером выпить чашку кофе, а как раз на следующее утро нашли того китайца, который замерз насмерть.

— Вы уверены, что это он?

— Абсолютно. Такой же рыжий, как я, только он такой от природы. Шутник. Спросил, не больно ли мне чихать. — Она прикоснулась к носу. — Это он про мой бриллиант. И мне это совсем не понравилось.

Ей не понравилось и то, что он ее продинамил, но зачем говорить об этом полицейским?

— А вы не спросили, как его зовут?

— Он не сказал. Но когда он платил за кофе, я перегнулась через прилавок. Чашка кофе и кусок яблочного пирога, вот и все, что он заказывал. Два доллара тридцать центов. Без чаевых. Когда он открыл бумажник, я успела глянуть на его водительские права.

— Права местные?

— Да, конечно, — улыбнулась она, и бриллиант звездой блеснул у нее в носу — хоть желание загадывай. — Его зовут Гаррет.

— Это имя или фамилия? — спросила Паркер.

— Не знаю. Я только взглянуть успела. Когда парень открывает бумажник, не очень-то хочется, чтобы он это заметил.

— Да, это правда, — кивнула Паркер.

Уиллоус начал задавать вопросы. Через полчаса он уже знал или надеялся, что знает, примерный рост и вес Гаррета, цвет глаз, то, что у него была обычная манера говорить, не было никакого акцента, что одет он был в поношенные джинсы, черную кожаную куртку, что присутствовали еще пара ковбойских сапог и черная ковбойская шляпа.

— Ну и что вы теперь будете делать? — спросила Беверли.

— Посмотрим, что нам о нем скажет компьютер, — ответила Паркер. — Если нам посчастливится и мы что-нибудь найдем, вы согласитесь посмотреть на фотографии тех, на кого у нас есть досье?

— Я не могу. Мне надо на работу.

— Не обязательно сейчас. Может быть, завтра. Вы поможете нам?

— Да, конечно. Честно говоря, я хотела бы присутствовать в суде. Интересно посмотреть, как он будет выкручиваться.

Паркер подошла поближе и встала между Уиллоусом и Беверли.

— Скажите, — спросила она почти шепотом, — он вам сделал что-нибудь плохое?

— Продинамил, — выпалила Беверли, вспыхнув так, что ее лицо стало почти таким же ярко-розовым, как свитер.

— Если будет суд, вы об этом обязательно узнаете, — сказала Паркер. — Не беспокойтесь.

В комнату явился Эдди Оруэлл. Паркер, все еще бормоча слова утешения, провожала уходившую Беверли. Оруэлл не отрывал от нее глаз, пока она не скрылась в лифте, и лишь тогда повернулся к Уиллоусу.

— Слышал про Ферли?

— Только то, что ему сделали операцию. Больше ничего.

Паркер села за свой стол. Оруэлл, нагнувшись над ней, задал тот же вопрос.

Паркер раздраженно посмотрела на него.

— Отойди-ка, Эдди. Ты мне дышать не даешь, — сказала она, сделав пометку у себя в блокноте. — Джек, нам придется подумать о том, как Беверли будет выглядеть в суде.

— Может быть, поможешь ей выбрать что-нибудь из ее гардероба? Ведь не одна же у нее там ангора и кожа!

— Не могу за это поручиться.

— Я тоже, — встрял Оруэлл. — Меня она уж точно подцепила. Так вот, насчет Ферли. Он был на грани жизни и смерти. Я все свободное время проводил у его постели. День и ночь.

— Да? Потрясающе! Ты, оказывается, чудесный парень!

— Так что если Джудит вдруг позвонит сюда, скажите ей, пожалуйста, где я был.

— Знаешь что, Эдди? — сказала Паркер.

— Что?

— Ты омерзителен.

— Джек, — обратился к нему Эдди.

— Ты действительно омерзителен, Эдди, — заверил его Уиллоус, набирая номер по междугороднему телефону. Он звонил в Лас-Вегас. Выяснив телефон местной полиции, он пытался связаться с ней.

— Знаете, что произошло? Ферли со своими приятелями из морга играл в эту игру, когда до краев наполняют стакан с пивом, растягивают на нем салфетку, на нее кладут несколько монет и по очереди выжигают сигаретами дырки в этой салфетке. Тот, у кого монеты упадут при этом в стакан, оплачивает для всех следующую порцию выпивки. Так вот, Ферли все время проигрывал, и, чтобы уменьшить убытки, он глотал деньги. Ты когда-нибудь слышал что-либо подобное? Он, должно быть, совсем рехнулся, — взахлеб рассказывал Оруэлл.

— Очень занимательная история, Эдди. Но придется тебя разочаровать: у Ферли инфаркт, и ему уже лучше, — ответил Уиллоус.