Тяжелые бои на Восточном фронте - [57]

Дневные часы я проводил, с увлечением знакомясь с живописной деревенской природой окрестностей Вены. Узкая тропинка через лес привела меня к увитой плющом арке – входу в замок Меркенштайн, несколько веков назад превращенный турками в руины. Неподалеку находились две прекрасные деревеньки Гейнфарн и Гроссау с аккуратными домиками и живописными церквушками. Целыми часами я нежился на солнышке в Шлосспарке, неподалеку от своей гостиницы, наблюдая за птицами, сновавшими в кроне древнего платана или гонявшимися за насекомыми. В этом безмятежном уголке трудно было поверить, что где-то существует Восточный фронт и там полыхают кровавые сражения.

Однажды, вскоре после завтрака, меня вызвал главврач госпиталя в звании оберштабартца и вручил мне документы на выписку, проездные документы и письмо с печатью штаба дивизии в Лихтерфельде. Когда я начал читать письмо, на моих губах заиграла непроизвольная улыбка. Мне предоставлялся отпуск домой на три недели, меня повысили сразу на два звания от штурммана (ефрейтора войск СС) до унтершарфюрера и наградили Железным крестом II степени и черным знаком «За ранение»[33] (его вручали тем, кто был дважды ранен или получил обморожение). Наконец-то успешное выполнение задания в Харькове и моя роль в уничтожении двух русских танков были достойным образом оценены. Но что же мне было делать теперь? У меня был мундир, но не было знаков различия, чтобы отметить мой новый ранг. Для солдата войск СС встречаться с армейским патрулем в таком виде – нарваться на неприятности. Хуже того, меня вообще могли по ошибке принять за дезертира, так как эмблема на форме не соответствовала моим документам.

На мое счастье, я обнаружил, что в городке имеется магазин для солдат, где по предъявлении соответствующих документов можно было приобрести элементы формы. И уж совсем повезло мне, когда я увидел, что в этом магазинчике продавались все знаки, необходимые для того, чтобы подчеркнуть мое новое звание. Поскольку мой поезд отправлялся из Бад-Фёслау поздно вечером, я поторопился в свой номер, чтобы перед отъездом пришить знаки различия на воротник кителя.

Глава 21 Новая жизнь в Берлине

У входа в вокзал Шлезишер-Банхоф[34] целая цепь полицейских отслеживала дезертиров и шпионов, внимательно вглядываясь в лица пассажиров, стараясь разглядеть на них признаки вины или преступного замысла. Я пошел мимо них, стараясь не встречаться с полицейскими взглядами.

– Позволю заметить, вы прекрасно выглядите…

Эти притворно вежливые слова были сказаны холодным и угрожающим тоном. И я знал, что они обращены ко мне.

– Благодарю вас, – бросил я через плечо и пошел дальше, не задерживаясь.

– Хальт! Стоять!

Мой желудок сжался.

– Ваши документы, пожалуйста.

Я достал из кармана кителя солдатскую книжку с вложенным в нее пропуском и вложил в протянутую ко мне руку. Полицейский внимательно изучил бумаги, затем посмотрел мне в глаза и наконец махнул рукой, отпуская. Возможно, его подозрения вызвала моя новая, с иголочки, форма.

Я выбрал самый короткий маршрут к дому родителей, поэтому направился на Гроссе-Франкфуртерштрассе. Движение было таким же оживленным, как всегда. Белые линии, обозначавшие края тротуаров и нанесенные после начала войны, чтобы облегчить ориентировку водителей при движении без света во время затемнения, были недавно перекрашены. На перекрестке у Штраусбергерштрассе у меня перехватило горло, как всегда, наверное, бывает у того, кто приближается к родному дому, где долго отсутствовал.

Я немного постоял на тротуаре напротив входа в нашу квартиру, а потом сделал глубокий вдох от охватившей меня радости. Мама только что закончила уборку и теперь стояла спиной ко мне с тряпкой в одной руке и ведром горячей воды у ее ног, наслаждаясь своей работой. Я пошел через дорогу, но тут пришлось задержаться, поскольку веселый звон трамвая сообщил о его приближении. Однако, едва трамвай проехал, я бросился к входу и закричал:

– Мама, я приехал! Я дома!

Она обернулась и на мгновение застыла, затем торопливо вытерла руки о передник и, обняв меня за шею, притянула к груди мое лицо.

– Ах, Эрвин, я так волновалась, когда услышала, что ты ранен.

– Я прекрасно себя чувствую, мама. И рана быстро заживает.

Она отпустила мою шею, сделала шаг назад и вытерла щеки уголком своего передника. А я сунул руку в карман, нашел осколок шрапнели, который чуть не лишил меня жизни, и показал его.

– Посмотри, мама, видишь, какой он крохотный. Тут совершенно не о чем беспокоиться.

У входа в комнату появился отец. Когда он заговорил, я заметил, что губы у него слегка дрожат.

– А, Эрвин! Я увидел тебя в окно. Ты должен обязательно мне рассказать о своих приключениях. Дай-ка посмотреть, что это у тебя там?

Я вложил ему в ладонь осколок шрапнели, и отец несколько раз покатал его между пальцами. Хорошо было оказаться дома.

Позже, когда я прилег отдохнуть, мне приснилось, что я лежу на спине, в луже крови, в кузове грузовика, пробирающегося по грязной лесной дороге, среди тел с оторванными руками и ногами. Из этого ужасного сна меня вырвал голос матери:

– Эрвин, я тебя уже третий раз зову! Ты собираешься вставать?