Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста - [36]
Музыка песни больше подходила для традиционных плясок глубинных африканских племен, в арабском Алжире звучала неуместно, но другой у нас не было.
Хор и чтение стихов (я исполнял отрывок из «Василия Теркина») в какой-то момент себя исчерпали. С приездом моей Наташи возникла идея постановки спектакля. У ряда товарищей обнаружились артистические таланты, и начались репетиции. Была в нем и сценка о бедной девушке, которая очень обрадовалась, узнав, что ее кавалер посещает магазин «Березка».
На новый 1976 год я получил боевое задание – найти и срубить елку. Покатался по окрестностям полдня. Елок вокруг Батны не обнаружил, Но красивую сосенку нашел. Ехал обратно и напевал «В Батне родилась сосенка…». Украсили деревце тем, у кого что было, – отыскалось несколько стеклянных шариков и одна хлопушка, но новогодние традиции соблюли.
Помимо «зала» в подвальном клубе было пространство, хотя и очень ограниченное, для пинг-понгового стола, швейная комната и шахматная. Там на стене висела фотография – министр обороны маршал Гречко играет в домино с матросами. В шахматы играли редко, хотя чемпионат между факультетами один раз состоялся.
Батнинский гарнизон становился «малой родиной». Мы обжились. На крыше нашего дома впервые самостоятельно пошла дочка Маша.
На батнинских улицах здоровались со знакомыми алжирцами, в расположенной неподалеку лавке брали продукты в кредит. На работе ко мне подошел незнакомый офицер и протянул раскрытую пачку сигарет, пояснив, что его приятель, хозяин магазинчика, сказал, что сигареты забыл у него русский, с которым он говорил по-арабски: «Мы сразу сообразили, что это был ты». Мы привыкли говорить на алжирском языке. Не диалекте, а именно по-алжирски, перемешивая арабские слова с французскими. «Открой дверь» – звучало как «фатх la porte».
Не могу сказать, что я полюбил Батну, но после двух лет командировки, казалось, что живу здесь чуть ли не вечно. Потому и не задумывался о том, что рано или поздно Батна останется для меня маленьким кружочком на карте Африке.
Особой меланхолии в связи с отъездом мы не испытывали. Зато сам отъезд оказался более чем экзотичным.
Сначала все шло хорошо. Тот же вокзал, та же электричка из двух вагонов и пересадка в Эль-Горрах. Поезд на столичный город Алжир запаздывал, смеркалось, было как-то поэтично, и в голове сложился стих:
Дальше забыл, но первые строки показались романтичными.
Пришел, поезд, в котором сидячих мест для нас не оказалось, – начальники об этом не позаботились. Наши чемоданы погрузить не успели – повторяю, поезд выбился из расписания, – бросив на эль-горрахском полустанке.
В тот драматический момент мне бросилась в глаза прицепленная к одному обернутому тряпкой чемодану маленькая фанерная бирка «Mr. Gavriliuk».
Вагон был забит, и жена с полуторагодовалой дочкой прижалась к стенке в тамбуре. Дочка плакала. Состав набирал скорость.
«Мы же иностранцы», – с горьким отчаянием пожаловалась жена арабиста Геннадия Дуренкова. «Это они у нас иностранцы, а мы у них засранцы», – ответил Гена сентенцией, которая достойна быть внесена в энциклопедию советской разговорной лексики.
Нервы у меня сдали. Первый раз в жизни я остановил поезд стоп-краном и выпрыгнул на перрон. Прибежали жандармы, которые ничего не могли понять. Я орал (на диалекте), что моей жене и ребенку нужно место. Жандармы были ни в чем не виноваты, но пообещали помочь. Я выдохся скандалить, они вежливо погрузили меня обратно в вагон. Поезд поехал дальше, а мы так и простояли почти всю ночь в тамбуре. Скандалить в «штабе» в Алжире не получилось. Там все оказались не при делах, говорили, что ничего не знают. Хорошо, что доставили в целостности и сохранности брошенные в Эль-Горрах чемоданы и коробки.
Вот так дико, по-хамски закончилась служба в батнинском гарнизоне Алжирской Народно-Демократической республики.
По возвращении мне предложили остаться в армии, даже пообещали посадить сразу на майорскую должность – после двухлетней службы я дослужился только до старшего лейтенанта. Но, вспомнив про Мары, про ПУАЗО и про то, как ванну с водой на четвертый этаж тащили, я отказался.
Так закончилась арабская переводческая служба. А вот «арабство» осталось. На всю жизнь.
Заключение
Заключать-то нечего. Все, что написано выше, это лишь отрывок «арабистской молодости», тот кусок жизни, который определил дальнейшую судьбу.
Профессиональная жизнь оказалась отдана Востоку, и не только арабскому, но Кавказу, Центральной Азии, Турции, Ирану. Арабистика подтолкнула заняться исламом, а его исповедуют не только арабы.
Арабский язык остался навечно. Он, понятно, забывается – практики-то куда как мало. И вдруг. В начале XXI века, лет этак двадцать пять после Батны меняю резину тогда еще на «жигулях» в Наро-Фоминске. Звонят с египетского телевидения. Просят интервью. Начинаю объяснять про колеса, про снег-дождь. Привожу главный аргумент: забыл арабский язык. Слышу вопрос: «А сейчас-то вы на каком языке с нами говорите?» Тут до меня доходит, что говорю по-арабски, от неожиданности вспомнил.
Книга путевых очерков историка-арабиста представляет собой рассказ о пребывании автора в столице Египта Каире, алжирском провинциальном центре Батне и втором по значению городе Ливии — Бенгази. Книга дает представление о жизни и обычаях населения этих городов, их традициях, истории, архитектурном облике.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Можно сказать, что это история одной компании, а можно – что история целого поколения. Можно сказать, что это поколение выросло в эпоху первой оттепели, а можно – что оно сложилось в эпоху первого КВН, того самого, который вместе с оттепелью был прикрыт в 1970-м. Как это было, какие житейские пересечения объединили автора книги с Юлием и Михаилом Гусманами, Александром Масляковым и Маратом Гюльбекяном, Ириной Родниной и Юрием Овчинниковым, Еленой Прокловой и Андреем Наличем, Андреем Вознесенским и Андреем Макаревичем – об этом честный рассказ участника всех событий.
Александр Сладков – самый опытный и известный российский военный корреспондент. У него своя еженедельная программа на ТВ, из горячих точек не вылезает. На улице или в метро узнают его редко, несмотря на весьма характерную внешность – ведь в кадре он почти всегда в каске и бронежилете, а форма обезличивает. Но вот по интонации Сладкова узнать легко – он ведет репортаж профессионально (и как офицер, и как журналист), без пафоса, истерики и надрыва честно описывает и комментирует то, что видит. Видел военкор Сладков, к сожалению, много.
Понятие «тайна исповеди» к этой «Исповеди...» совсем уж неприменимо. Если какая-то тайна и есть, то всего одна – как Ольге Мариничевой хватило душевных сил на такую невероятную книгу. Ведь даже здоровому человеку... Стоп: а кто, собственно, определяет границы нашего здоровья или нездоровья? Да, автор сама именует себя сумасшедшей, но, задумываясь над ее рассказом о жизни в «психушке» и за ее стенами, понимаешь, что нет ничего нормальней человеческой доброты, тепла, понимания и участия. «"А все ли здоровы, – спрашивает нас автор, – из тех, кто не стоит на учете?" Можно ли назвать здоровым чувство предельного эгоизма, равнодушия, цинизма? То-то и оно...» (Инна Руденко).
Название этой книги требует разъяснения. Нет, не имя Гитлера — оно, к сожалению, опять на слуху. А вот что такое директория, уже не всякий вспомнит. Это наследие DOS, дисковой операционной системы, так в ней именовали папку для хранения файлов. Вот тогда, на заре компьютерной эры, писатель Елена Съянова и начала заполнять материалами свою «Гитлер_директорию». В числе немногих исследователей-историков ее допустили к работе с документами трофейного архива немецкого генерального штаба. А поскольку она кроме немецкого владеет еще и английским, французским, испанским и итальянским, директория быстро наполнялась уникальными материалами.