Тяжёлая лира - [16]

Забивает старательно гвоздь,

Но сегодня успеет ему помешать

Идущий по лестнице гость.

… … … … … … … … … … … …

Рабочий лежит на постели в цветах.

Очки на столе, медяки на глазах.

Подвязана челюсть, к ладони ладонь.

Сегодня в лед, а завтра в огонь.

… … … … … … … … … … … …

Что верно, то верно! Нельзя же силком

Девчонку тащить на кровать!

Ей нужно сначала стихи почитать,

Потом угостить вином…

… … … … … … … … … … … …

Вода запищала в стене глубоко:

Должно быть, по трубам бежать нелегко,

Всегда в тесноте и всегда в темноте,

В такой темноте и в такой тесноте!

16–21 мая 1924

Париж

Бедные рифмы

Всю неделю над мелкой поживой

Задыхаться, тощать и дрожать,

По субботам с женой некрасивой

Над бокалом, обнявшись, дремать,

В воскресенье на чахлую траву

Ехать в поезде, плед разложить,

И опять задремать, и забаву

Каждый раз в этом всем находить,

И обратно тащить на квартиру

Этот плед, и жену, и пиджак,

И ни разу по пледу и миру

Кулаком не ударить вот так, —

О, в таком непреложном законе,

В заповедном смиренье таком

Пузырьки только могут в сифоне —

Вверх и вверх, пузырек с пузырьком.

2 октября 1926

Париж

«Сквозь ненастный зимний денек…»

Сквозь ненастный зимний денек

У него сундук, у нее мешок —

По паркету парижских луж

Ковыляют жена и муж.

Я за ними долго шагал,

И пришли они на вокзал.

Жена молчала, и муж молчал.

И о чем говорить, мой друг?

У нее мешок, у него сундук…

С каблуком топотал каблук.

Январь 1927

Париж

Баллада («Мне невозможно быть собой…»)

Мне невозможно быть собой,

Мне хочется сойти с ума,

Когда с беременной женой

Идет безрукий в синема.

Мне лиру ангел подает,

Мне мир прозрачен, как стекло,

А он сейчас разинет рот

Пред идиотствами Шарло.

За что свой незаметный век

Влачит в неравенстве таком

Беззлобный, смирный человек

С опустошенным рукавом?

Мне хочется сойти с ума,

Когда с беременной женой

Безрукий прочь из синема

Идет по улице домой.

Ремянный бич я достаю

С протяжным окриком тогда

И ангелов наотмашь бью,

И ангелы сквозь провода

Взлетают в городскую высь.

Так с венетийских площадей

Пугливо голуби неслись

От ног возлюбленной моей.

Тогда, прилично шляпу сняв,

К безрукому я подхожу,

Тихонько трогаю рукав

И речь такую завожу:

«Pardon, monsieur[3], когда в аду

За жизнь надменную мою

Я казнь достойную найду,

А вы с супругою в раю

Спокойно будете витать,

Юдоль земную созерцать,

Напевы дивные внимать,

Крылами белыми сиять, —

Тогда с прохладнейших высот

Мне сбросьте перышко одно:

Пускай снежинкой упадет

На грудь спаленную оно».

Стоит безрукий предо мной

И улыбается слегка,

И удаляется с женой,

Не приподнявши котелка.

Июнь — 17 августа 1925

Meudon

Джон Боттом

1

Джон Боттом славный был портной,

   Его весь Рэстон знал.

Кроил он складно, прочно шил

   И дорого не брал.

2

В опрятном домике он жил

   С любимою женой

И то иглой, то утюгом

   Работал день-деньской.

3

Заказы Боттому несли,

   Порой издалека.

Была привинчена к дверям

   Чугунная рука.

4

Тук-тук — заказчик постучит,

   Откроет Мэри дверь, —

Бери-ка, Боттом, карандаш,

   Записывай да мерь.

5

Но раз… Иль это только так

   Почудилось слегка? —

Как будто стукнула сильней

   Чугунная рука.

6

Проклятье вечное тебе,

   Четырнадцатый год!..

Потом и Боттому пришел,

   Как всем другим, черед.

7

И с верной Мэри целый день

   Прощался верный Джон,

И целый день на домик свой

   Глядел со всех сторон.

8

И Мэри так ему мила,

   И домик так хорош,

Да что тут делать? Всё равно:

   С собой не заберешь.

9

Взял Боттом карточку жены

   Да прядь ее волос,

И через день на континент

   Его корабль увез.

10

Сражался храбро Джон, как все,

   Как долг и честь велят,

А в ночь на третье февраля

   Попал в него снаряд.

11

Осколок грудь ему пробил,

   Он умер в ту же ночь,

И руку правую его

   Снесло снарядом прочь.

12

Германцы, выбив наших вон,

   Нахлынули в окоп,

И Джона утром унесли

   И положили в гроб.

13

И руку мертвую нашли

   Оттуда за версту

И положили на груди…

   Одна беда — не ту.

14

Рука-то плотничья была,

   В мозолях. Бедный Джон!

В такой руке держать иглу

   Никак не смог бы он.

15

И возмутилася тогда

   Его душа в раю:

«К чему мне плотничья рука?

   Отдайте мне мою!

16

Я ею двадцать лет кроил

   И на любой фасон!

На ней колечко с бирюзой,

   Я без нее не Джон!

17

Пускай я грешник и злодей,

   А плотник был святой, —

Но невозможно мне никак

   Лежать с его рукой!»

18

Так на блаженных высотах

   Всё сокрушался Джон,

Но хором ангельской хвалы

   Был голос заглушен.

19

А между тем его жене

   Полковник написал,

Что Джон сражался как герой

   И без вести пропал.

20

Два года плакала вдова:

   «О Джон, мой милый Джон!

Мне и могилы не найти,

   Где прах твой погребен!..»

21

Ослабли немцы наконец.

   Их били мы, как моль.

И вот — Версальский, строгий мир

   Им прописал король.

22

А к той могиле, где лежал

   Неведомый герой,

Однажды маршалы пришли

   Нарядною толпой.

23

И вырыт был достойный Джон,

   И в Лондон отвезен,

И под салют, под шум знамен

   В аббатстве погребен.

24

И сам король за гробом шел,

   И плакал весь народ.

И подивился Джон с небес

   На весь такой почет.

25

И даже участью своей

   Гордиться стал слегка.

Одно печалило его,

   Одна беда — рука!

26

Рука-то плотничья была,

   В мозолях… Бедный Джон!

В такой руке держать иглу

   Никак не смог бы он.

27

И много скорбных матерей

   И много верных жен

К его могиле каждый день