Тяжелая душа - [134]

Шрифт
Интервал

Всё, как в печке, сгорает
У соседки в саду.
А соседка не знает,
Что уж век, как в аду.
Ей не страшно, не больно,
Не похоже на ад.
И погодой довольна.
Ожидает наград.
«Я — смиренный свидетель,
Объявил кардинал, —
Что ее добродетель
Выше всяких похвал».
«Приведите старушку, —
Приказал сатана, —
Да налейте ей кружку,
Не воды, а вина.
Пусть расскажет, как было.
Факты — прежде всего.
Неужель не любила
Никогда никого?»
Но старушка — ни звука.
Не призналась ни в чем,
Словно адская мука
Ей давно нипочем.

«Почти не касаясь земли…»

Почти не касаясь земли,
Ко гробу пустому спешили.
«…Зачем вы Его унесли,
Куда вы Его положили?»
Неясный колеблется свет,
И страшно от этого света.
И в мир не доходит ответ.
Но сердце не хочет ответа.
Доверчиво бьется оно,
Полно ожиданья, как прежде.
Узнает Его все равно
И в светлой, и в темной одежде.

Зной («Небо молочно-кирпичное…»)

Небо молочно-кирпичное,
Горы в меду и в крови.
Средство я знаю отличное
От невозможной любви.
Даже святым неизвестное.
Правда, одна лишь беда:
Всех исцеляет чудесное,
Только меня — никогда.
Пусть же сирокко из Африки
Дует двенадцатый день.
Ты пригласи ее завтракать,
Перстень заветный надень.
Как бы кольцо обручальное,
С огненным камнем кольцо, —
Да прояснится печальное
Ангельски-птичье лицо.
Бедная, бедная пленница,
Если б раба твоего…
Но все равно не изменится
В нашей судьбе ничего.

Глубина («Глубина — ее не скроешь…»)

Глубина — ее не скроешь,
Если есть она в тебе.
Псом голодным ли завоешь
Или ведьмою в трубе, —
Тотчас голос твой узнают,
Ненавистный голос твой,
Что, как призрак, нарушает
Гордой праздности покой.
В тишине ночей бессонных,
При луне и без луны,
Он пугает плоскодонных
Звуком вечной глубины.
Все же часто с ними в прятки
Не играй, не зли врага.
Лучше прочь и — без оглядки,
Если воля дорога.

Люблю («Люблю, и всё. Кому какое дело…»)

Люблю, и всё. Кому какое дело,
Кого, давно ль, за что и почему.
И что сильнее — душу или тело,
Добро иль зло, сиянье или тьму?
Но пусть от всех родное имя скрою,
От Бога и людей не утаю:
Предпочитаю быть в аду с тобою, —
О, навсегда! — чем без тебя в раю.

Огонь и вода («Она течет, течет, течет…»)[664]

Ф.М.

Она течет, течет, течет,
А ветер раскаленный дует.
И пусть, свободный, он бушует.
Она свой тайный счет ведет.
Ее холодная струя —
Не мертвая струя забвенья.
Она выносит смех и пенье
Из глубины небытия.
Он — как пожар. Но без огня
Навеки все б остановилось,
Слилось, сплелось, разъединилось,
Ни ночи не было б, ни дня.
О, дух пустыни, над тобой
Ничто не властно, кроме влаги,
Что вьется в каменном овраге
Едва заметною струей.
Вот так и мы: огонь — вода.
Неутолимых два желанья,
Неразрушимостью страданья
Соединенных навсегда.

Spontanement («Не ты ль ко мне “на крыльях тишины”…»)

Не ты ль ко мне «на крыльях тишины»
Сегодня ночью прилетала?
Зачем? Друг в друга мы не влюблены,
А что до денег — денег мало.
По-братски ими я с тобой делюсь,
И ни при чем тут благородство.
Живи одна. Я лжи не покорюсь,
Не выношу ее уродства.
По-братски, да. Не знаю, почему
Наверно, жду с надеждой тайной,
Что наконец свершится то, к чему
Всё движется как бы случайно,
Что вдруг в душе твоей забрезжит свет,
Ты неожиданно прозреешь.
Но в дверь мою не постучишься, нет, —
Не оттого, что не посмеешь.
Без стука радостно ко мне войдешь,
И радостно в глаза заглянешь.
И я пойму, что ссора наша — ложь,
Что ты любить не перестанешь.

Пленник («Не забывай в любви о славном…»)

Не забывай в любви о славном,
О гордом мужестве твоем,
Когда, пленен в бою неравном,
Предстанешь ты перед вождем.
И смуглолицый, быстроногий,
Он заточит тебя в тюрьму.
Но воспрепятствуют ли боги
Порабощенью твоему?
Платя обидой за обиду,
Перенесут ли, силой чар,
Как Ифигению в Тавриду,
Тебя в благословенный Бар?
Иль будешь в сумраке гаремном,
За неприступною стеной,
В позоре хуже чем тюремном
Томиться скукой неземной?
И вестница иного мира,
Испепеленная в песках,
Тобою преданная лира
Не зазвучит в твоих руках?

У черты («Тень ложится длинная-предлинная…»)

А.В.Р.

Тень ложится длинная-предлинная
На дорогу от столба.
Надоело рыло мне кувшинное
Нерадивого раба.
Он меня повесить собирается
Этой ночью при луне,
На столбе, чьей тенью разделяется
Путь — чертой на полотне.
Вот идем мы, тихою беседою
Коротая долгий час.
Окрыленный тайною победою,
Не свожу с черты я глаз.
Как решится дело — знать не надо вам,
Но решится у черты:
Будем ли гореть в огне мы адовом
Иль не будем — я и ты.

Разлука («Однообразно дни текут в разлуке…»)

Однообразно дни текут в разлуке
И пропадают без следа.
И что ни делай — не уйти от муки,
Она с тобой — везде, всегда.
Любви нечеловеческую силу
Найти в себе — кому дано?
О, положите нас в одну могилу,
А остальное все равно.

Гроза («Она давно из-за горы…»)[665]

Сергею Маковскому

Она давно из-за горы
Грозила нам глухим ворчаньем.
И то сверканьем, то молчаньем
Выманивала из норы.
Белее снега облака
Паслись, как овцы, в небе ярком,
Вода была для нас подарком,
Но Божья медлила рука.
Серело небо, и овец
На нем все меньше становилось.
Оно клубилось и дымилось,
И гром ударил наконец.
И долго о добре и зле
Гремел он голосом сердитым.
А мы подобно троглодитам
В пещерной притаились мгле.
Зловеще хлынула вода.
И было в желтизне бурленья
Как бы потопных вод кипенье —
Прообраз Страшного суда.

Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.