Ты знаешь, что хочешь этого - [52]
О, думает Кэт, у меня получилось. Я дала ей то, чего она хотела. Что теперь?
Тейлор смеется:
– Думаю, достаточно для одного вечера, – говорит она.
Она вытаскивает ногу из воды, и тут-то Кэт подходит к ней сзади, кладет руки ей на плечи и сталкивает ее в бассейн.
Шрамы
Книгу я нашла в библиотеке, засунутую вглубь полки. Да и не книга это была на самом деле. Без обложки, просто пачка скрепленных степлером отксерокопированных страниц. Сзади никакой карточки, и полосочки для сканера тоже нет. Я ее свернула, положила в карман и вышла под самым носом у библиотекарши. Бунтарка, что ты.
Придя домой, я открыла ее на первой странице и сделала в точности то, что там было велено. Нарисовала мелом круг на полу в подвале, размяла базилик с черникой из кухонного ящика, как будто готовила сложный летний коктейль, потом добавила сожженную прядь своих волос и свежую каплю крови, проколов булавкой подушечку большого пальца. Не потому, что я верила, что это принесет мне то, чего желает мое сердце, – я даже не была уверена, что оно чего-то желает, – просто потому, что я прочла в жизни достаточно книг, чтобы понимать, что, когда находишь в местной библиотеке собрание заклинаний, стоит испробовать хоть одно.
К моему огорчению, но не к удивлению, ничего не произошло. Я пролистала книгу до конца, мне было любопытно, что еще я могу вызвать чарами: богатство, красоту, власть, любовь. Все это казалось немного избыточным: по крайней мере, кое-что из этого подпадало под категорию «желаний сердца». Откровенно говоря, вся идея показалась мне слишком уже ньюэйджевской. Я встала. Если поспешить, я еще успевала на счастливый час в баре. При мысли о летних коктейлях мне захотелось пить, а в подвале воняло паленым волосом.
Его там не было, а потом появился. Колени ободраны о бетон, ладони расставлены, словно он упал. Голова склонена. Отряхивается, как собака после мытья.
Голый.
Я едва не засмеялась. Часть моего мозга, снова начавшая работать, подумала: голый мужчина, какое буквальное понимание желания. Потом очнулась остальная я и с визгом бросилась по лестнице из подвала, споткнулась и врезалась в дверь.
Пока я блеяла и хваталась за дверную ручку, он встал. Покачнулся. Нога у него подворачивалась так, что я поморщилась. Он оступился, потом выровнялся.
Поднял голову и посмотрел на меня.
– Не страшись, – сказал он.
Только у него был акцент, шотландский, возможно, или ирландский, и «р» вышло протяжным и мурчащим.
В конце концов мне удалось открыть дверь, потом я ее захлопнула и заперла за собой. Побежала на кухню, схватила два самых больших ножа из подставки и скорчилась в оборонительной позиции. Я ждала, что он погонится за мной, попытается выбить дверь – она была непрочной, – но прошло полминуты, а в подвале было тихо.
Держа наготове ножи, я добралась до сумочки, сбила ее локтем, и мой телефон вылетел на стол.
Я могла позвонить 911, и мне даже не пришлось бы ничего объяснять.
– У меня в доме голый мужчина.
– Как он туда попал?
– Не знаю.
И они примчатся под вой сирен. Если к тому времени, как они приедут, он исчезнет, – если мне все это привиделось, – я могла бы сказать, что он сбежал через окно. Звонок в полицию мне ничем не грозил.
Но.
Если часть моего мозга, отвечавшая за понимание абсурда, очнулась первой, а потом включился страх, то теперь, третьим, медленно пробуждалось любопытство.
У меня получилось волшебство.
Иногда, когда во всяких историях люди встречаются с чем-то паранормальным, это вызывает у них ужас, поскольку ткань реальности разрывается, и им приходится вдруг понять, что все, во что они верили, было ложью. Глядя на телефон, я испытывала именно это чувство, только строго наоборот: не ужас, а головокружительную растущую радость. Это обещали мне все книжки. Я знала, думала я. Я знала, что мир интереснее, чем прикидывается.
Я сунула телефон в задний карман, перепроверила, что точно знаю, какую кнопку нажать для экстренного звонка, и надела черную кожаную куртку, отчасти для тепла, но больше для психологической поддержки. С ножами наготове я спустилась по лестнице.
Он так и стоял посреди круга, где я его оставила.
Если я опишу его вам в смысле волос, цвета глаз, формы лица, эффект будет совсем не тот, потому что он был живым и дышащим воплощением моих глубочайших желаний, а не ваших. Вы должны представить себе своего собственного голого мужчину, а я вам скажу только вот что: он был больше, чем я ожидала, крепче телесно, и это только половина грязной шутки. В нем не было ничего хорошенького и ничего женственного. И ничего ангельского тоже, так что, если вы начали представлять себе это, начните заново.
Я села на верхнюю ступеньку лестницы и погрозила ему ножом.
– Не шевелись.
– Я не могу, – сказал он. – Смотри.
Он сделал полшага вперед, и его отбросило назад, словно он воткнулся в стеклянную дверь.
Выглядело правдоподобно, но откуда мне было знать, не послала ли мне вселенная голого коварного мима. Я снова предупреждающе ткнула в воздух ножом.
Книга заклинаний лежала ступенькой ниже, полуоткрытая, и я ее подтащила к себе.
Я снова просмотрела страницу с заклинанием, ища подсказки, но увидела только заглавие наверху, размытым старомодным шрифтом: «Желания Сердца».
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.