Ты — все для меня - [3]

плохой человек может искупить свою вину, сделав что-то доброе для попавшего в беду хорошего человека». Так проклятие можно обратить во благо…

Жилы на шее у Линетт выпирают, словно провода, когда она злобно таращит глаза.

— О чем ты говоришь?

— И да, Блаббер действительно часто онанирует. Но лишь потому, что у него, как и у любого другого парня, тоже есть естественные потребности. Но из-за того, что природа сотворила с ним, девушки не вступают с ним в половую связь.

Ты поворачиваешься к Блабберу, который продолжает стоять, как робот, таращась на голое, привязанное к кровати тело Линетт.

— Блаббер, у тебя же никогда раньше не было девушки? Никогда не совал сюда свой «петушок»? — При этом ты хлопаешь по волосатой промежности Линетт. — Никогда, верно?

На лысине Блаббера выступают капли пота.

— Ни-ни-ни-кааа-дааааа, — с трудом выдавливает он.

— А ты бы хотел?

Массивное туловище ходит ходуном, когда он топчется своими грязными босыми ногами.

— Ды-ды-ды-ды-ДА!

Искаженное яростью лицо Линетт напоминает маску.

— Мама! Хочешь сказать… что это мое наказание? Ты дашь этому грязному ненормаше оттрахать собственную дочь?

Ты светишься улыбкой.

— Все, что я делаю, милочка, это обращаю проклятие во благо.

Ты снова смотришь на Блаббера и говоришь:

— Ступай на улицу и дерни шнур на генераторе, как я тебе показывала!

Он энергично кивает, болтая нитями слюны.

— А потом возвращайся сюда.

Блаббер поспешно покидает комнату, мяукая и ловя толстыми ручищами невидимых мышей.

— Мама, что происходит? Ты же не дашь этому вонючему ненормаше трахнуть меня?! И за каким хреном тебе потребовался генератор?

Но ты уже слышишь, доносящееся с улицы ровное тарахтение генератора. Единственная электрическая лампочка в комнате медленно загорается, и вскоре в комнату возвращается Блаббер. Он трет заскорузлую промежность комбинезона.

— Ты сделаешь кое-что хорошее для этого бедного несчастного мальчика, Линетт.

Ты запускаешь руку под кровать.

— Тогда, может быть, всего лишь может быть, ты искупишь свою вину. — С этими словами ты извлекаешь из-под кровати электродрель с закрепленной на ней четырехдюймовой кольцевой пилой.

Линетт кричит так громко, что у тебя закладывает уши.

— О, да, ты же знаешь, что такое «головач», дорогуша. Мы все знаем. Все знают, но никогда не признаются в этом. И нет лучшего способа смыть страшный грех… Как тот, который ты совершила, сперва подсадив Нута на свое тело, а затем — на ту гадость. А все ради того, чтобы ты могла контролировать его.

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

— А знаешь, что все парни говорили мне про «головач»? Это лучшее ощущение, какое может испытывать мужчина. Лучше любого хорошего траха. Никто не знает, почему. Просто так оно и есть.

Она визжит, пока ты говоришь и отрываешь длинный кусок скотча.

— Однажды Винчелл Коннер рассказал мне кое-что. Помнишь то время, когда один ужасный человек вышел из окружной тюрьмы, пришел сюда и стал насильничать меленьких девочек? Так вот, Винчелл и его дружки поймали этого парня и устроили ему «головач». Человек десять собралось, чтобы оттрахать в башку этого негодяя. И Винчелл сказал, что мозг трахать приятно, поскольку в нем есть особенные соки, которые смачивают «петушок». И от этого получается лучший кончун, который только может поиметь мужик. Лучше любой женской письки, как они говорят. Лучше любого отсоса…

— Блаббер, почему бы тебе сейчас не поднять Линетт и не положить на комод… На тот самый, на котором она трахалась с моим мужем…

Линетт, не переставая, кричит, в то время как жирный увалень с легкостью поднимает ее и кладет на комод. Ты зажимаешь ей рот ладонью и заклеиваешь губы скотчем. Затем командуешь:

— Держи ее, Блаббер, пока я сверлю дырку…

Он наклоняется и крепко прижимает вырывающуюся Линетт к столешнице комода. В это время ты удерживаешь левой рукой ей голову, а правой…

Теперь начинает визжать электродрель.

Линетт конвульсирует. Ты осторожно начинаешь напирать циркулярным лезвием, из-под которого в большом количестве летят кусочки кости и скальпа. И прорезаешь в центре ее темени идеальное круглое отверстие. Дрель затихает. Ты вынимаешь костяной кружок и бросаешь его на пол.

— Ну, вот. Почему-то я думаю, что сделала все правильно…

Крови из раны вытекает на удивление мало. Линетт бьет дрожь. Белки ее глаз покрываются крошечными красными точками.

— Блаббер? Можешь пока готовиться. Скидывай комбинезон и помогай себе рукой.

Блаббер раздевается, и запах немытого тела усиливается. Смрад настолько отвратительный, но, несмотря ни на что, ты продолжаешь улыбаться. Бедный мальчик ничего не может с этим поделать. Он не умеет мыться…

— Боже… А у тебя приличное мужское достоинство, Блаббер! — говоришь ты ему. Ты хочешь подбодрить его, но это недалеко от истины. Из зловонной промежности выпирает толстый и длинный пенис. Забитая смегмой крайняя плоть напоминает свиное рыло. Чтобы достичь эрекции, ручных манипуляций не потребовалось. Одного лишь предвкушения Блабберу с его недалеким умом уже было достаточно. Лицо парня искажается от похоти, его косые глаза мечутся от дыры в голове Линетт к ее связанному, трепещущему телу.

— Ха-ха-ха-рашо, — выдавливает он. Колени у него дрожат.