Ты самая любимая - [179]

Назавтра, с утра, пока Сюзанн еще спала, Кэрол укатил в Гринич на свое место в Вашингтон-сквере зарабатывать деньги. Он трудился весь день, он был в ударе — изображал и птиц, и зверей, пел соловьем и трубил лосем, квакал лягушкой и хрюкал поросенком — и смешил всех детей и прохожих так, что к вечеру заработал кучу бумажных денег и целый мешок квотеров — такой тяжелый, что еле дотащил его до супермаркета. В супермаркете он вывалил эти деньги перед кассиршей, накупил всякой дорогой еды, конфет и цветов и помчался в Бронкс, к своей Сюзанн.

Но Сюзанн уже не было дома, она уехала в Атлантик-Сити, а Кэролу она оставила на двери записку, что ключ у русских соседей. Кэрол лихорадочно вымыл всю квартиру, приготовил ужин, поставил на стол цветы. И тут приехала Сюзанн — злая и вся в слезах. Из-за вчерашнего скандала ее выгнали с работы — это раз. А второе… Второе — пусть он не строит себе никаких планов, пусть он оставил ее в покое и забудет — она беременна и идет завтра делать аборт, дальше откладывать нельзя, так ей сказал сегодня врач.

Кэрол не стал спрашивать, от кого она беременна, — какая разница? Он тихо вышел на вечернюю улицу и побрел куда глаза глядят. Мир снова обрушился. Проклятый Нью-Йорк отнял у него Сюзанн. Кэрол брел по улице и жалел, что не прыгнул вчера с крыши «Ройял-Гарден» на каменную мостовую. Потом он услышал, что кто-то скулит неподалеку за глухим каменным забором. Скулит и воет, как от нестерпимой боли. Кэрол уже понял, кто это скулит и по какой причине, и пошел на эти звуки, перелез, не думая, через забор и оказался в «Бронкс-зуу», зоопарке. В вольере, обнесенном высокой решеткой, в углу скулила и выла медведица. Она рожала и выла от боли. Кэрол подошел к решетке и стал ласково и тихо подскуливать и подвывать медведице. Медведица с благодарностью смотрела на него мокрыми и покорными судьбе глазами. Кэрол просунул руку через решетку и стал гладить ее по загривку. Наконец медведица родила трех медвежат, вылизала их языком и стала хлопотать вокруг них, а они слепо тыкались ей в живот черными пуговичками своих носов. Медведице было уже не до Кэрола.

Кэрол пошел по зоопарку. В клетках и вольерах спали звери и птицы, согревая своим теплом детенышей.

Возле сабвея Кэрола пробовала закадрить какая-то черная проститутка, и тут Кэрол вспомнил про Линду. Ведь он должен ей сорок долларов, и у нее его чемодан. Он поехал на 43-ю улицу. Линда очень удивилась его приходу — она уже забыла про эти сорок долларов и выбросила его чемодан. Тем не менее Кэрол отдал ей деньги. Он сказал, что уезжает из Нью-Йорка и не хочет ни у кого оставаться тут в долгу. И он уже собрался уходить, но Линда запротестовала. Она тоже никому не хочет быть должна. Если он заплатил, то он должен получить то, за что он заплатил. И она таки уложила его в постель — она была настоящей профессионалкой и знала, как обращаться даже с самыми застенчивыми клиентами. И тут выяснилось, что наш Кэрол — девственник! Бедняжке Линде пришлось учить его элементарным вещам…

То, за что Кэрол заплатил сорок долларов, не принесло ему радости в этот вечер. Через час он приехал в «Ройял-Гарден». Поднялся в свою комнату и стал собирать вещи в дорожную сумку. Потом сел на кровать и задумался. Из-под кровати опять выполз давешний таракан, настороженно посмотрел на Кэрола.

— Ну? Что мне делать? — спросил у него Кэрол.

Но таракан не ответил, пополз дальше по своим делам. Следом за ним из-под кровати выползла вся тараканья семья. Кэрол сидел и тупо смотрел на их тараканью жизнь. Чердачное окно на крышу было открыто всего в двух шагах от него…

Неожиданно в комнату без всякого стука ворвался портье.

— Включи телевизор! — кричал он. — Включи телевизор! Тебя показывают по Эн-би-си!!!

Кэрол включил свой старенький телевизор. По каналу Эн-би-си шла программа «Инкредибл» и показывали, как Кэрол в нашем лесу под Редстоуном сзывал своим свистом птиц. Как он трубил там лосем и кормил лосей морковкой. И как кабаниха привела к нему своих кабанят, а потом ринулась на шалаш, где прятались киногруппа и Сюзанн, и Кэрол спас их, уведя разъяренную кабаниху в лесную чащу…

Кэрол смотрел на это безразличными глазами. Снизу из вестибюля опять позвонил портье. Он сказал, что Кэрола вызывают к городскому телефону. Кэрол выключил телевизор и спустился вниз. Звонила Сюзанн.

— Поздравляю тебя, — сказала она. — Тебя показывали по телику на всю страну. Знаешь, я смотрела и плакала. Ты слышишь меня? Я хочу тебе сказать… Я хочу тебе сказать: давай я сделаю аборт, а потом мы уедем с тобой куда-нибудь из этого Нью-Йорка. Уедем в кантри-сайд, вдвоем, насовсем. Ты слышишь?

— Хорошо, — спокойно сказал ей Кэрол. — Но сначала… Сначала мы с тобой сходим в одно место в Бронксе, рядом с твоим домом.

И утром он отвел ее в зоопарк. Они стояли у вольера с медведицей, и медведица в зубах притащила Кэролу своих медвежат — одного за другим, всех троих. А вокруг Кэрола уже собралась толпа детей и взрослых — вчера они видели его по телевизору и узнали теперь, аплодировали, фотографировали, совали в руки открытки для автографов и просили показать, как он поет птицей или трубит лосем. Кэрол стеснялся, отказывался, они с Сюзанн пошли по зоопарку к выходу, но огромная толпа детей шла за ним, скандировала «Кэрол! Кэрол!», а Сюзанн плакала и смеялась, обнимая Кэрола. Тут к Кэролу подскочил менеджер зоопарка, он тоже видел вчера Кэрола по телевизору и теперь предлагал ему контракт на 27 тысяч в год, если Кэрол согласится по уик-эндам выступать тут в детском шоу. По полштуки за уик-энд!