Ты проснешься - [14]

Рамы, тщательно уплотненные поролоновыми колбасками и заклеенные двойным слоем бумажного скотча, держались насмерть. Молодец Танзиля Усмановна, хорошо воспитала технический персонал интерната.

Вика завздыхала. Катя покосилась на нее и предложила бодрым голосом:

— Викусь, а пойдем, взглянем на чердак, а? Некуда больше деться отсюда, только на чердак. Или и вправду кто-то свой…

Она не продолжила, но Вика ее поняла. Она еще раз вздохнула и ответила:

— Теть Кать, нам туда не попасть. Ты не знаешь, а я знаю точно. Лестница высоко от пола. Конечно, если ты у нас спортсмен, то подтянешься, а я нет, не подтянусь, — и замолчала, надувшись.

Они пошли обратно по коридору и снова вышли на площадку третьего этажа — так, небольшой квадратик полтора на полтора.

На правой стене площадки располагался пожарный щит с брандспойтом и брезентовым шлангом, свернувшимся кольцами, как огромная улитка, а на левой как-то ненадежно и кривовато висела весьма хлипкая сварная конструкция, составленная из шести поперечных стальных прутков и двух продольных стальных же уголков, — та самая лестница на чердак.

Начиналась она на уровне Катиного подбородка — если от пола, а заканчивалась непосредственно возле чердачного люка в потолке, никак, кстати, не запертого. Просто задвижка.

— То есть, если ты нормальный мужик и у тебя не заняты руки, ты спокойно можешь попасть на чердак. А что дальше? Там выход второй есть, Викусь?

Вика пожала плечами:

— Есть, наверно. Скорее всего, есть. Тут же у нас повсеместная симметрия

— Интересно, милиция там была? — пробормотала Катя, задрав голову вверх и трогая холодную перекладину. И добавила решительно:

— Нам туда надо.

Она уцепилась левой рукой за нижнюю перекладину, кряхтя, взгромоздилась на перила, ограждающие площадку от полета с третьего на второй, а потом сделала то, чем впоследствии очень гордилась. Утвердившись обеими ступнями поперек широких деревянных перил — сталинское наследие! — она, быстро перебирая передними конечностями по лестничным перекладинам и растянувшись во весь рост, сумела уцепиться аж до второй сверху. Ухватилась крепко, до судороги. Постояла минуту в завоеванном положении, изо всех сил стараясь не взглянуть вниз, передохнула минуту и оттолкнулась от сталинских перил, сделав гигантский шаг кверху, практически прыжок, и — уф! — не промахнулась!

— Ну я каскадер, — нервно пробормотала Катя, по-дурацки вися с откляченным задом на высоте полутора метров от пола.

Остальная часть операции прошла без надрыва, но и не сказать, что просто. Самым легким было отодвинуть задвижку, но вползание на пузе и локтях в пространство чердака Кате не понравилось.

Вика, задрав голову, наблюдала за ее эквилибристикой и явно боролась с какими-то разнознаковыми мотивами, решая, что предпринять.

Ей совсем не хотелось выглядеть слабачкой и размазней в Катиных глазах, а также в глазах многих других, когда и если эта история станет достоянием гласности. Ей, напротив, хотелось, чтобы все они, и Катя тоже, говорили про Викусю, что Вика крута, очень крута. И, конечно, было интересно посмотреть, как там на чердаке. Не говоря уже о том, что Генку надо спасать, а этим занимается пока только Катя, что неправильно. Генка — Викин друган, хотя Катя, конечно, тоже имеет право помочь, но только помочь.

А мотивы другого толка даже мотивами не назовешь. Это были причины. Вика боялась, что она грохнется с лестницы, Вика боялась, что грохнется аж до первого этажа, а больше всего боялась, что на лестницу не взберется вовсе.

Тут из лючного проема высунулась Катина голова и произнесла, чтобы Вика оставалась на месте и просто ее подождала там внизу, она, де, скоро. Голова скрылась, а Вика, кряхтя и отчаянно труся, полезла повторять Катин трюк.

На чердаке было холодно, мрачно и совсем неинтересно. Еще было очень пыльно и пахло, естественно, пылью и еще чем-то непищевым — то ли олифой, то ли масляной краской, то ли вообще растворителем, Катя в этом не разбиралась.

Викуся прокомментировала, что на крыше что-то подновляли летом, у них постоянно что-то подновляют.

Чердак был огромен. Низкие своды крыши с поперечными балками нависали как-то очень неприятно и давяще, особенно ближе к углам, там, где они постепенно смыкались с потолком — или с полом?

Пространство освещено было слабо. Четыре зарешеченных окошечка совсем не давали света по причине наступивших сумерек, да и днем, вероятно, толку от них было мало.

Почти на ощупь, согнувшись пополам — лучше бы на четвереньках, да джинсы жалко — изо всех сил стараясь не потерять нужное направление, пробирались они от одного края чердака до другого, разыскивая второй чердачный люк.

Без фонарика тут не обойтись, только разве знали они, что может понадобиться фонарик, когда утром, оглушенные известием, спешили в интернат?..

Правда, Катя могла бы сообразить, когда, сидя в компьютерном зале разрабатывала свои стратегии. Там у нее есть фонарик, отличный фонарик, на лоб надевается, на резинке. Но не сообразила.

Тут она решила не отвлекаться на неуместную самокритику, а попытаться все-таки обнаружить хоть что-нибудь, напоминающие улики. К примеру, пуговицы оторванные, окурки, на худой конец обертку из-под жевательной резинки.