Ты покоришься мне, тигр! - [22]
Выйдя вот так однажды на манеж, Я столкнулся cо своим другом Семеном Филипповичем Павловым, который репетировал тогда свой знаменитый номер «Качели». Boт кого мне не хватало все это время! Умного советчика.
— Ну, Саня, как твои дела? Как леопарды? Познакомились?
— Да дела-то такие, что думаю, не пора ли войти в клетку. Времени-то, конечно, после нашего знакомства прошло немного — двадцать дней всего, да, надоело что-то ходить около решетки. Думаю, нашел я с ними общий язык. Относятся они ко мне дружелюбно. Пора все это проверить на деле.
— Что же ты делал со своими леопардами на конюшне?
— Что делал? Что положено: кормил, поил, ласкал, разговаривал, заводил с ними игры; пробовал командовать — подчиняются, признают меня за хозяина, характеры их мне ясны, насколько они могут быть ясны из-за решетки. Осталось только сообщить в главк, что я готов войти в клетку.
— В какой главк? Зачем в главк? — с недоумением спросил Павлов. Тогда мне пришлось рассказать Павлову о письме директору цирка, утаенном мною.
- Знаешь, Саня, послушай старика. Если кто из главка и приедет, то в клетку-то все равно входить не будет. А для страховки я могу поставить и своих ребят. Они возьмут по оглобле и уж отбить-то в случае нападения зверей смогут, будь спокоен, сделают почище всех. Только вот не рано ли входить? Смотри, не торопись. Насколько я в курсе этого дала — надо потратить не менее двух месяцев на ознакомление.
Я задумался. И вдруг решил:
— Ладно. Сегодня еще раз все проверю, подумаю и подготовлю. А завтра войду. Ваших сыновей и еще кого-нибудь из артистов прошу пассировать меня.
— А письмо?
— Была не была… Передам директору, когда все будет сделано. А то, не ровен час, запретит. И тогда прощай, кураж. А без куража такое дело не сделаешь. Итак, завтра.
Ну вот, теперь уже все пути для отступления отрезаны.
Вроде слово дал; а назвался укротителем — полезай в клетку!
Втайне-то я давно уже готовился к этой встрече. И не только в воображении, но и практически. Шесть раз устанавливал клетку и тренировался в ней, как располагать реквизит. Тумбы были тяжелые, приходилось искать такие приемы, чтобы переставлять их с наименьшей затратой энергии — силы мне пригодятся для леопардов. Да к тому же и зрители не должны думать, что мне, бедному, туго приходится. Это не эстетично! Да и какой же я герой — а дрессировщик всегда воспринимается зрителями, как герой, — если и запыхался, и весь в поту, словом, работаю, как портовый грузчик.
В клетке все должно точно, до сантиметра, стоять на своем месте. От этого зависит четкость и ритм работы. Необходимо научиться ставить каждую вещь механически, не думая, быстро и даже красиво. Вот эти-то приемы и вырабатывал я, когда тайком тренировался в клетке.
Надо было также установить для себя безопасную зону передвижения, то есть найти такие точки, где буду для зверей недосягаем, наметить определенные места, куда в случае необходимости — то есть нападения — можно отскакивать, а также зоны, куда я не имел права ступить ногой. К тому же надо было точно запомнить расположение предметов в клетке, чтобы при отскоке не споткнуться и не упасть. Оказаться лежащим для дрессировщика — большой риск.
Но как ни старался я засекретить день своего первого входа в клетку, о нем узнали.
Я хотел его скрыть не потому, чтобы сохранить какую-то тайну, просто сам еще не знал, как пройдет эта встреча. Мне казалось, что под взглядами тысячи глаз я буду скованным, а тут нужна свобода и независимость, чтобы можно было сосредоточиться только на одном. Как же я тогда ещё мало знал особенности своей новой профессии, если думал, что что-то или что-то помешает мне сосредоточиться!
Но такое дело, как выпуск из клеток хищных зверей, не сделаешь в одиночестве. Надо предупредить дирекцию цирка, инспектора манежа, пожарников (они должны проложить шланг), электриков. Попробуй-ка здесь сохранить что-нибудь в тайне. Моя тайна была секретом полишинеля — о ней знали даже в городе люди, мало причастные я цирку.
Накануне решающего дня меня то, и дело спрашивали:
— Александр Николаевич, говорят, что вы завтра войдете в клетку? Это правда?
— Раз говорят — наверно, войду!
И тут советы и предложения сыпались градом:
— Давайте наденем на вас лонжу, и, если звери набросятся, мы моментально поднимем Вас из клетки под купол.
— Нет, лучше вокруг клетки зажечь штук двадцать факелов на длинных шестах и в случае нападения отбивать факелами.
— А по-моему, надо сделать несколько пиротехнических зарядов, звери будут ошеломлены взрывами, а вы воспользуетесь этим и выскочите в дверку.
— Я как бывший тракторист, предлагаю самое радикальное средство: к двухметровой металлической трубе приделать бобину от трактора «фордзон» и пустить ток, не опасный, но неприятный для леопардов. Вот и весь секрет угощения.
Предлагалось бесчисленное множество всяких предохранительных приспособлений. Самое забавное было в том, что мысль всех и каждого работала только в одном направлении: как защитить меня от нападения. Я отшучивался, отшучивался, но, наконец и сам задумался: неужели леопарды такие страшные, что в клетке мне только придется от них отбиваться и спасать свою жизнь? Может быть, я что-то проглядел, недооценил? Или у самого вид такой ненадежный, что все готовятся спасать? Конечно, всех будоражило то, что человек впервые в своей жизни входит в клетку к взрослым хищникам. Впервые в жизни!
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.