Ты меня любишь - [16]

— Слушай, давай начистоту, — вдруг заявляешь ты. — Я поняла, что в Нью-Йорк или Лос-Анджелес ты больше не вернешься, и все никак не могу перестать о тебе думать… — Наконец-то призналась: — Я чувствую, ты что-то недоговариваешь. Одинокий парень покупает дом в Бейнбридже… Ну, и как ее зовут? Из-за кого ты здесь оказался?

Я издаю тяжкий стон, как любой парень, которого допрашивают о прошлом, но ты настаиваешь. Понимаю; ты ведь битых три часа провела в компании женщин, знакомых тебе со школьной скамьи, их мужей и жен…

— Ну же, почему ты удрал? — умоляешь ты. — От кого убегаешь?

Сладкий сон — ты хочешь знать обо мне все — превращается в кошмар, ведь я не могу рассказать тебе все. Я уже научен горьким опытом, спасибо Лав, однако отношения зайдут в тупик, если ты не узнаешь, почему я такой, какой есть: привлекательный, свободный, надежный.

Я начинаю с самого начала, с моей первой нью-йоркской любви. Признаюсь, как сильно был влюблен в Хизер (то бишь в ныне покойную Кейденс). На первый взгляд я испытывал всего лишь влечение. Впервые увидев Хизер на сцене, хорошенькую, будто Линда Ронстадт[7], я долго пытался поймать ее у театра.

Ты протираешь свой стакан салфеткой.

— Ничего себе! Ты ради этой девушки из кожи вон лез…

— Я был молод. В юности все по-другому. Каждая любовь — настоящая одержимость.

Ты киваешь, но явно ревнуешь меня к женщине, которой я был одержим. Я делаю глоток водки, давая тебе возможность представить меня в постели с Линдой Ронстадт, а потом произношу то, что ты хотела услышать: Хизер разбила мне сердце. Ты оживляешься, просишь рассказывать дальше, и я описываю день, когда меня бросили.

— Мы планировали жить вместе, я искал квартиру на Брайтон-Бич, — начал я, вспоминая тот день на пляже. — Стояла жаркая летняя ночь. Никогда не забуду ужасный запах и комаров…

Ты довольна тем, что другая девушка сделала меня несчастным, но делано надуваешь губы.

— Не разрушай манящий образ Нью-Йорка, Джо!

Я говорю, что Хизер рассталась со мной голосовым сообщением в тот момент, когда я смотрел квартиру. Ты сочувственно вздыхаешь — «да ты что!» — и мой мягкий, полный щемящей нежности смех дает тебе понять, что времени прошло достаточно и я готов любить как никогда прежде.

— Такие дела.

Приносят мой сэндвич. Ты тут же хватаешь с тарелки картошку фри.

— Вот это да… Значит, ты остался без девушки и без квартиры?

Я откусываю сэндвич, ты снова тянешься за картошкой. Мы дружно жуем. Знаю, ты не откажешься от бекона, и я вытаскиваю его из недр сэндвича, как деревянный брусок из башни «Дженга». Ты берешь бекон, он хрустит у тебя во рту.

— Если ты осуждаешь Хизер, послушай теперь про Мелиссу.

Ты потираешь руки, что выглядит забавно. Рассказывать тебе о Мелиссе (то бишь ныне покойной Бек) — словно испытать катарсис. В этой версии я работал официантом в закусочной Верхнего Вест-Сайда, а Мелисса там однажды обедала и написала мне свой телефон на чеке. Ты делаешь огромный глоток из стакана — честно говоря, довольно агрессивно, — и я добавляю, что Мелисса была для меня слишком незрелой. Твои щеки пунцовеют. Тебе нравится, что я анти-Шеймус, что мне нужна женщина, а не юная нимфетка, которой можно было бы похвастать перед друзьями, как трофеем.

— Да, слишком незрелая, — повторяюсь я. — Я надеялся, в душе она старше. Ее любимой книгой были «Отчаянные характеры»[8].

Ты напрягаешься, чувствуя угрозу. Я говорю, что, судя по нашей с Мелиссой истории, схожесть книжных интересов еще ничего не гарантирует. Мелисса могла бы стать отличной фехтовальщицей, однако ей мешали созависимые отношения с лучшей подругой Эппл (то бишь ныне покойной Пич Сэлинджер).

— Но проблема была даже не в этом, — сокрушаюсь я. — Просто Мелисса любила только одного человека, одного-единственного.

— Мелиссу, — произносим мы хором.

Ты мне сочувствуешь. Я прошел через множество микропредательств Мелиссы. Пытался о ней заботиться, помогал сосредоточиться на фехтовании (писательстве). А потом она мне изменила. Переспала со своим тренером (психологом). Ты опускаешь голову на руки и восклицаешь:

— О нет! Боже, какой ужас, какой цинизм!

— Знаю.

— С тренером!

— Знаю.

Я жую сэндвич, а ты смотришь на меня так, словно я должен разрыдаться.

— На самом деле все не так уж плохо, — искренне говорю я. В конце концов, все дороги вели меня к тебе. — Когда тебе разбивают сердце, приятно сознавать, что оно у тебя хотя бы есть. — Я не готов рассказывать об Эми и Лав, поэтому перехожу от историй к философии. — Все будут неподходящими, пока не найдешь нужного человека. — Ты потираешь безымянный палец, на котором нет кольца. — Я не злорадствую, Мэри Кей. Надеюсь, у моих бывших все хорошо. — Ну да, в райских кущах или где они там… — Надеюсь, каждая из них найдет своего человека.

Я возношу молитву всемогущему и откусываю большой кусок от сэндвича.

Ты подаешь официантке знак, что пора наполнить наши стаканы, — самое время! — и восхищаешься моим здравомыслием. Отвечаю, что тут нет ничего такого.

— А вы с Номи… — осторожно начинаю я. Дверь в твое сердце сейчас приоткрыта благодаря текиле и подробностям моей личной жизни, и ты наконец готова меня впустить. — Вы словно девочки Гилмор во плоти. Что за история?