Ты любишь науку или нет? - [45]

Брат с ключами поднялся на крыльцо, отгребая ногами накопившийся сор, оно заскрипело ворчливым сухим скрипом, и Витику вдруг стало легко и спокойно: все получится, все устроится, и Малька каким-нибудь чудом тоже окажется здесь. Он оглянулся: Терезка раскачивала руку отца и улыбалась во весь рот. Фуня был серьезен и сосредоточен.

— Ну как вам? — спросил дядя Яков, друг Терезкиного отца.

— Посмотрим, — ответил пан Олек. — Пока все очень мило. Правда, Анна?

Терезкина мать что-то сказала по-польски.

— Пани Анна спрашивает, далеко ли здесь вода: река, озеро, колодец, пруд? — перевел брату ее вопрос Терезкин отец, покосился на жену и добавил: — А также болото, канава, лужа, водопровод, ведро, то есть любое место, где ребенок может утонуть.

Терезкина мать засмеялась и погрозила ему пальцем.

Зато брат даже не улыбнулся.

— Колодцев здесь нет, водопровод — на участке, до реки семь километров, а пруд недалеко, минут десять ходьбы, но без меня они купаться не будут, это я вам обещаю, — очень серьезно ответил он.

Витик понял, что так оно и будет. Уж кого-кого, а Андрюшку он знал и тонко разбирался во всех его интонациях. Ну что ж, раз так, можно ходить купаться с Андрюшкой, не так уж это и плохо. И Витик пошел к машине за вещами.

Изнутри дом оказался еще лучше, чем снаружи. Во-первых, он скрипел весь, не только крыльцо. Даже когда в нем просто стояли на одном месте, по нему бродили всякие скрипы, потрескивания и шорохи, будто разные части дома переговаривались между собой. Во-вторых, в нем все было разное: стулья, диванчики, кресла, столы… На одном окне, могли висеть разные занавески, вокруг тяжелого старинного стола стояли и легкие плетеные и темные деревянные стулья, но всё вместе почему-то было ужасно уютно. На лампочках, висели древние оранжевые и розовые абажуры с кисточками — Витик видел один такой на чердаке у бабушки в Клайпеде. Солнечный свет пробивался сквозь щели ставен и делил сумрачные комнаты пополам, будто прозрачными занавесками. Пылинки, пролетая сквозь них, вспыхивали и исчезали, словно сгорали. Витик даже пожалел, что ставни придется открыть, — так интересно и таинственно было в доме. А как замечательно в доме пахло: сухим старым деревом, сеном и чуть-чуть пылью…

Андрюшка и пан Олек откинули ставни, распахнули окна, и в доме стало светло. Пылинки исчезли, по стенам забегали зеленые зайчики, и запах сухого дерева ушел, зато пахнуло нагретой хвоей и травой.

— Ну, как тебе? Чего молчишь? — спросил Витик у Фуни.

— Здорово! — похвалил Фуня. — А когда пойдем искать железную бочку?

— Завтра, — ответил Витик недовольно. Он ожидал больших восторгов. — Сегодня надо устраиваться. Сходи-ка лучше за водой, кран за домом, вон он из травы торчит.

Зато Терезкина реакция вознаградила Витика сполна. Когда по узкой лестнице, поющей на все голоса, они поднялись на второй этаж и Терезка открыла дверь маленькой комнаты с косым из-за крыши потолком и балкончиком, она всплеснула руками и охнула:

— Матка Боска!

— Матерь Божья! — тут же перевел Фуня.

Комнатка была желтенькая, светлая, уютная до невозможности. Стены сделаны из узких лакированных досочек, потолок — квадратами, низкий диванчик с подушками, маленький письменный стол, стул, широкое кресло, полки с книгами, небольшой шкаф, а в углу на полу старинные высокие узкие часы с темным золотым циферблатом, узорными стрелками и тяжелым неподвижным маятником за толстым стеклом. Часы показывали без двадцати восемь.

Ветки деревьев качались у самого балкончика, по стенам ходили веселые тени. Вдруг на перила прыгнула белка. Она на секунду замерла, глядя на Терезку блестящими глазками, и исчезла. Терезка замерла, прижав кулачки к подбородку, потом повернулась к пану Олеку и прошептала:

— Татусь!

Тот улыбнулся и похлопал ее по плечу.

— Хочешь жить в этой комнате? — спросил Андрюшка.

Терезка молча и часто закивала.

— Решено! — утвердил Андрюшка. — Тащи сюда свои вещи.

Сам он с Витиком и Фуней устроился внизу. Там были еще две комнаты, коридорчик с погребом и маленькая кухня. Ну и конечно, терраса!

Поздно вечером, когда всё было устроено, все накормлены, обед сварен на четыре дня вперед, посуда вымыта, Терезкины родители, оглядываясь и махая руками, сели в машину дяди Якова и уехали. Некоторое время был слышен шум мотора и виден свет фар, выхватывающий из темноты то забор, то дерево, то кусок дороги, и все стихло. Суета кончилась. Витик запер калитку на задвижку, вернулся к дому и сел на крыльцо, ощущая сквозь шорты почти живую теплоту старого сухого дерева. Фуня и Терезка сели рядом. Брат, предупредив, что дает на вечерний кайф десять минут, ушел в свою комнату.

Витик сидел подперев голову ладонями и слушал. Негромко шумели деревья, попискивала какая-то птичка, звенели комары. От железной дороги время от времени доносился гул пролетающей электрички, глухо скрипел, будто вздыхал, дом. Здесь, как и в их с Малькой парке, тоже не было полной тишины, и Витик подумал, что это хорошо, потому что человек не привык к ней и чувствовал бы себя без всяких звуков неуютно. Одиноко, что ли… Как будто никого больше нет на свете: ни людей, ни зверей, ни растений… Всегда ведь есть какой-нибудь шум: моря, леса, ветра. А вот в глубоких пещерах — там полная тишина, там человек жить, наверное, не смог бы. Или смог бы? Жил же там индеец Джо из «Тома Сойера». И сам Том. Правда, у него была Бекки. А если бы сам он оказался в пещере с Малькой, испугался бы? Витик почувствовал укол совести: он мало думал о ней сегодня. Как она там?