Ты - [7]

До меня у тебя было два парня. Первый, Чарли, выглядел так, будто никак не отойдет от рок-концерта Дейва Мэтьюса. С ним ты валялась на газонах и курила травку, но быстро сбежала из наркотического угара и угодила прямо в тощие руки богатенького панка Хешера.

Я его знаю (не лично, конечно): он автор графических романов. У нас в магазине продается парочка его книг, и в первую же смену я непременно соберу их и отнесу в подвал.

Хешер оказался таким скучным, что ему приходилось катать тебя по миру, чтобы удержать. Ты летала в Париж и в Рим (я за границей не был) и так и не нашла то, что искала в Хешере, ни в Париже, ни в Чарли, ни в Риме, ни в колледже. Чарли ты бросила ради Хешера – внезапно и беспощадно. Он так и не смог отойти и, похоже, до сих пор не просыхает, судя по фотографиям. Хешера ты боготворила, он же тебя ни в грош не ставил: ты то и дело нахваливала его в «Фейсбуке», он про тебя молчал, а когда ты изменила статус на «одинока», все подружки поставили лайки – явно чтобы поддержать брошенку.

«Идеальный голос» кончился, я выключаю телик и иду в спальню, ложусь в твою незаправленную кровать и слышу, как в двери поворачивается ключ. В голове проносятся слова домовладельца, жалующегося газовщику: «Опять протечка в этой душегубке».

Я слышу скрежет ключа и скрип открывающейся двери. Ты входишь в свою крохотную квартирку.

Черт, Бек, это и вправду обувная коробка.

4

Я обычно обхожу стороной бары Гринпойнта. Что за дурацкая мода – запивать виски рассолом? Но ради тебя, Бек, я пошел. Точно так же как ради тебя накануне расшиб спину, когда выпрыгивал из окна – ты не должна была меня видеть. И, честно говоря, я бы не хотел, чтобы ты видела меня здесь. Чего доброго, еще примешь за обсоска, который шляется по модным местам… Я не ходил в университет, Бек, и мне не приходится лезть вон из кожи, чтобы хоть на один вечер вернуться в беззаботное прошлое. Мне хватает смелости жить здесь и сейчас. Да, я живу своей жизнью и с удовольствием заказал бы еще одну водку с содовой, но бармен в майке с портретом Чарльза Буковски снова начнет задавать глупые вопросы.

Настроение ни к черту. Ты на сцене в желтых чулках (с дырками) читаешь свой рассказ (чересчур старательно). Ты уже не похожа на наивного поросенка из «Паутинки Шарлотты», да и я сегодня не в ударе.

За соседним столом болтают без умолку твои подружки – в грубых ботинках, с пошлыми высветленными волосами по попсовой моде. Вы втроем вместе учились в университете, и теперь вместе переехали в Нью-Йорк, и вместе ругаете сериал «Девчонки», хотя он в общем-то про вас – Бруклин, парни и виски.

Однако сейчас ты сидишь не с ними, а с другими «писателями», поэтому подружки не стесняясь перемывают тебе кости. Вынужден с ними согласиться: быть писателем (принимать комплименты, пить виски) для тебя важнее, чем писать. К счастью, они все же не правы: присутствующие слишком переполнены рассолом, чтобы понять рассказ про ковбоя.

Твои подруги завистливы. Чана, как Адам Левин, только в женской реинкарнации, с глупым апломбом критикует всех подряд.

– Нет, ты объясни, на кой ей магистратура, если Лины Данэм из нее все равно не выйдет?

– Может, она в преподаватели пойдет? – заступается Линн.

Линн мертвая внутри, она и выглядит как труп. Постит в «Инстаграме» каждый свой шаг, будто готовит алиби, будто ей кому-то надо доказать, что она живет. Жалуется подруге, что ей надоели чтения в баре «У Лулу», и тут же постит твит #чтения_у_лулу. Точно тебе говорю, Бек, клянусь.

– Как думаешь, ограничатся одним разом, типа как выставку откроют, и всё, или будут проводить каждую неделю? – ноет Линн.

– Я же не устраиваю гребаные модные показы из-за каждого наряда! – взрывается Чана. – Один наряд сшила, перехожу к другому, и так далее, пока не будет готова коллекция.

– Пич придет?

– Еще не хватало!

Видимо, это они про ту неулыбчивую дылду.

– Черт, – никак не уймется Линн, – на открытии выставки хоть винишко бесплатное.

– На открытии выставки хотя бы есть искусство. А тут… Ковбой! Надо же такое придумать.

Линн пожимает плечами и выдает следующую пулеметную очередь:

– А ее наряд? Что скажешь?

– Вырядилась как дура. Смотреть грустно.

– Ужасные колготки, да?

Линн вздыхает, твиттит, вздыхает; ты прохаживаешься по залу, подруги взводят курки.

– Неудивительно, что ее не взяли в Колумбийский университет, – выдает Чана.

– Думаю, из-за Бенджи, – подхватывает Линн. – Жаль ее.

– Он наркоман.

– Может, врут? Нельзя закончить Йель, сидя на героине.

– Можно, – припечатывает Чана и с отвращением вздыхает.

Я слушаю в оцепенении, зубы мои стучат. Как можно было так ошибиться? В твоем компе этому Бенджи посвящены десятки страниц. Я принял его за вымышленного персонажа, а он оказался реальным… Плохо. Очень плохо.

– Все-таки жаль ее, – накручивает Линн. – Как можно сидеть на героине? Терпеть не могу шприцы.

– Брось, Линн. О чем ты? Бенджи даже с ручником справиться не может, не то что со шприцем. Он нюхает. – Чана фыркает и добавляет: – Бек сказала, что он прошел курс реабилитации и вернулся совсем другим человеком – теперь только содовая. Интересно, с чем: с травкой или с героином…