Ты - [3]

Свою писанину я стесняюсь давать тебе читать… Не знаю, почему. У тебя не так много свободного времени, и его лучше тратить на что-то действительно стоящее. Вот сейчас, например, можно пойти прогуляться перед сном и послушать шёпот осени. Осень – очень интересный рассказчик.

__________________

*Джефф Хили (англ. Jeff Healey) – (Норман Джеффри Хили, 25 марта 1966 – 2 марта 2008) был слепым джаз и блюз-рок вокалистом и гитаристом, который достиг музыкальной и личной популярности, особенно в 1980-х и 1990-х.

2. ЗНАКОМСТВО. ПАЛЬЦЫ ГИТАРИСТА

Они тонкие и красивые, сильные, гибкие, ловкие, быстрые, танцующие… Лёгкие, летающие, порхающие, пламенные, вдохновенные. Иногда – плачущие, иногда – грозные, но чаще всего – нежные. Непобедимые и ясновидящие. Эпитеты к ним можно подбирать бесконечно. И всё это будет о них – пальцах гитариста. Твоих.

Впрочем, играть они умеют не только на музыкальных инструментах. Они могут извлекать каскады фантастических аккордов из моей души и моего тела. Они способны излечивать боль, как физическую, так и душевную. Они могут писать картины небесными красками, магией музыки и вдохновения, порывом безумия восторженного Творца. Им под силу строить невообразимой красоты дворцы, в которых можно заблудиться навсегда.

Впрочем, прочти ты эти возвышенные строки, ты бы только усмехнулась над их поэтическим пафосом.

– Ну ты загнула… «Дворцы, в которых можно заблудиться»… Писатель, блин.

Но эти слова, по сути насмешливые, будучи сказаны тёплым, низким и ласковым голосом, не обидели бы меня, а бархатисто скользнули бы по моему сердцу, согревая и окутывая нежностью. Это твоя обычная манера, которая меня и покорила.

Именно твой голос стал моим безумием, моим фетишем. Когда я впервые услышала, как ты поёшь, я поняла: всё, приплыли. Капец. Я пропала. Твоё произношение, манера, интонации, тембр… Всё это с самых первых звуков заиграло на струнах моей души и заворожило, подействовало на какие-то чакры, наверное. Эти вибрации проникали в меня, ласкали, соединяясь со мной и овладевая мной… Слушать их было почти как заниматься сексом.

Это была горячая пора: я училась на пятом курсе и писала диплом. Голова болела и шла кругом, на столе возвышалась огромная кипа ксерокопий, кровать была завалена книгами и ещё одной кипой ксерокопий. На них я иногда и засыпала. А просыпалась с учебником под задницей, а под головой – с папкой материалов для теорчасти. Тут же стояла грязная посуда: я питалась, не отрываясь от работы. Булочка в зубах, квадратные глаза и судорожно скрюченные над клавиатурой пальцы – вот был мой примерный портрет того времени.

– Мда, – сказала моя давняя подруга Рита, однажды придя ко мне в гости и окинув взглядом всю эту «красоту». – Слушай, так же просто чокнуться можно. Как насчёт немножко отдохнуть?

С Ритой мы дружили со школьной скамьи. Ничего «такого», обыкновенная дружба одноклассниц, хотя… Мысли посещали мою голову всякие. Мы были похожи: у нас одинаково не клеилась личная жизнь, было туго с парнями, а наши головы пухли от нереализованных стремлений. Рита мечтала стать певицей, а я – писателем. Мы занимались этим пока только как любители: я писала «в стол», а Рита ходила на занятия по вокалу и изредка выступала.

– Слушай, – сказала она, смущённо водя пальцем по покрывалу моей захламлённой кровати, – я сегодня вечером в клубе выступаю. Приходи, м?

Она сообщила об этом с такой гордостью, как будто там должен был состояться её сольный концерт, а не всего лишь одна песня в числе прочих.

– Вообще-то, там сегодня одна молодая группа выступает… Это их вечер, а я с девчонками – так, на «разогреве».

Для Риты это выступление было, несомненно, важным событием. Отказаться прийти означало обидеть её, и у меня не хватило духу сказать «нет». Ради такого случая я отложила диплом и даже чуть не поссорилась с отцом, который был категорически против моего похода в клуб.

Дело в том, что я росла домашней девочкой. Чтобы я вернулась домой позже девяти вечера? Что вы! Немыслимый скандал в таком случае мне был обеспечен – со слезами мамы, выговором от отца и старшего брата, охами и вздохами бабушки. В старших классах школы я всего пару раз рискнула загуляться допоздна – всё с той же Ритой, но последствий в виде семейных сцен с вызовом «скорой помощи» для мамы мне хватило, чтобы отказаться от попыток вырваться из-под домашней опеки. Я смирилась и замкнулась в себе, позволив любящим и беспокоящимся за меня родным сломать мою волю.

Потом был университет, в который я поступила бесплатно, просто набрав максимальный балл на вступительных экзаменах. За неделю до первой в моей жизни сессии умерла мама. Брат прожил с нами ещё год, а потом съехал и женился. Когда я училась на четвёртом курсе, бабушка последовала за мамой. Мы с отцом остались вдвоём.

Я выросла и стала совершеннолетней, но по привычке оставалась всё той же тихоней и домоседкой. Финансово я ещё в целом зависела от отца, хотя уже с четвёртого курса находила небольшие подработки, занималась репетиторством со школьниками и за деньги писала рефераты и курсовые для материально обеспеченных, но ленивых студентов. Но все эти заработки были, как правило, небольшими и нерегулярными, а о том, чтобы найти полноценную работу, учась на очном отделении, я могла и не мечтать.