Ты или никогда - [40]
И она вздрогнула бы, и огонь в камине давно погас, и ей снова холодно. И она дрожала бы от холода, счастливая, над чашкой чая, с розами и золотым кантом, у чая вкус цветов, и она думает только о науке и ее опровержении.
Об ограниченности науки.
Об огромном величии природы.
И, в конце концов, — щеки пылают — о собственном маленьком вкладе, о собственном крошечном месте на бесконечном лоскутном поле науки.
7
Смерть.
Она не была ни мгновенной, ни безболезненной. Это установили по мелким кровоизлияниям в верхней части тела, где после падения лопнули кровеносные сосуды (что нередко происходит с погибшими от наркотиков). Видимо, он долго боролся: сначала его вырвало, а потом он лежал на полу, пока не наступила смерть.
Ламар сначала не хотел говорить об этом, но Элвис и вправду сидел в туалете, спустив пижамные штаны. У него болел живот. И он упал лицом вниз и, насколько я понимаю, прополз около метра.
Смерть, наконец наступившая — между десятью и одиннадцатью часами утра, — не была ни мгновенной, ни безболезненной.
Наоборот, она могла оказаться довольно долгой.
В доме, где было полно людей.
Смерть.
Может быть, она все-таки стала облегчением. На этой стадии, в этот момент — выход, конец, после падения, попыток ползти, после нескольких часов, проведенных в собственной рвоте.
Так что все они умерли.
Уилсон — от воспаления легких, в полуразрушенном флигеле на ферме.
Иоганн К. — от лихорадки, в Регенсбурге (на пути к старому должнику).
И он.
Элвис.
Если бы я ходила по железным дорогам, куда ходить вовсе нельзя, если бы я шагала по рельсам, балансируя на ходу, если бы находила редкости в английских садах.
Если бы у меня был черный воротник, черные шнурованные высокие ботинки.
Но сейчас — я сажусь, я сижу. Медленно светает.
Птицы просыпаются. Я поднимаюсь со скамейки, серой. Иду домой, по обычным улицам, у дверей домов метут сонные дворники. Рассвет, не очень розовый, тяжел от газов, в редких автомобилях сидят люди с опухшими от усталости глазами, едут в парковочные пещеры. Жирный запах жаровни тяжко висит над этим районом. Лодки с облупившейся краской, утки проснулись и крякают, а я иду домой, сажусь у окна.
В воздухе эта влага — март и даже больше.
Над кухонной клеенкой поднимается пар.
Земля подсыхает.
Мои колготки на полу в ванной, тонкие, пропахшие табаком.
В щели между занавесками проникает желтое, рисуя узор из осколков на полу.
The farmfolks, up in this north country, dread the winter; but I was extremely happy, from the day of the first snowfall, which usually come in November, until the last one, which sometimes came as late as May.[73]
И прочие слова.
Больше снег не идет, перестал.
В какой-то момент — не знаю, какой.
Пока я сидела.
Пока день шел к вечеру.
Только солнце, теплое, за моими веками.
8
Шкатулка с прошлым, пора в нее заглянуть.
В шкатулку прошлого, бесстрашно.
Лунный глобус, гербарий.
Кратеры и ложные моря.
Кратер Клавдий, Море Ясности.
Горы высотой 11 000 метров.
Фотографии.
Фотографии.
Все очень пыльное.
9
Шкатулка с прошлым, в самом низу.
Шкатулка с прошлым, бумаги для писем нет.
Лунный глобус, розовые лепестки, зернистая помада.
Словарь, вата, фотографии.
Фотография.
Младенец, которого держат волосатые руки, на голове чепчик, завязанный под подбородком, круглые щеки, смеется.
Вот оно.
Вот и все.
В углу моей комнаты тень, ребенок.
В углу, теперь напротив меня.
И она больше не пугает меня, ее незачем бояться, пусть она и противоположность, словам.
10
Этажом выше, у Софии, играет музыка. Может быть, кто-то играет по-настоящему, вживую, может быть, это не диск. Звуки музыки проникают в щели, на лестницу, сквозь стены, во двор, сливаются с другими звуками, дыханием.
— Бах, — произносит дама в берете голосом, который слышно сквозь камень, она растягивает «а». — Ранний Бах.
Воскресенье. Может быть, это крещение.
Где-то лежит продуктовый пакет с чистыми, выглаженными детскими вещами. Одеяла. Может быть, платье, белое и длинное, с шелковыми лентами. В самом низу.
А в моей морозилке лежит целая коробка клубники, глубоко промороженной, идеальной для выпечки.
Теперь дует ветер, через щели в полу, в окнах, перекрестный сквозняк на лестнице, громко хлопают двери. Весна врывается с ветром, пахнет таянием и илом.
Во дворе тонконогие мальчики из комнаты с занавесками, на которых Человек-паук, пинают мяч, он летит в мое окно, стекло дрожит и звенит.
Не разбивается.
На пол прихожей падают толстые письма, адресованные мне.
Коричневые клубни, похожие на репу. Зеленые семена.
Которые хотят проклюнуться.
Я оставляю их лежать на полу.
Сверху проникают запахи — через щели в потолке, в полу, легкие дуновения кофе с сахаром, звяканье ложек, шляп, пианино.
Я раздвигаю занавески.
Так и есть: все желтое и тает.
Тонконогие дети из комнаты с паучьими занавесками.
Мои ноги стоят на полу, твердые, как бумага.
И все-таки я иду.
Иду на кухню.
Варю кофе.
В кухне витает запах кофе.
Последние годы Элвис перестал мыться, вместо этого он стал принимать шведский фитокомплекс, который якобы очищал изнутри.
Я принимаю ванну.
Дочиста отстирываю колготки в мыльной пене.
После они пахнут мылом.
Больше ничем.
11
Небо над городом светится до рези в глазах. Снег тает, землю затапливает, в канавах волны, в водосточных желобах. Из придорожного месива вылезает мать-и-мачеха, грязно-коричневая и потрепанная, как всегда, те же змееподобные стебли, все же свидетельствующие о неизменном движении земли. Все-таки слишком незначительные, чтобы тратить время на их искоренение. Я надеваю весенний плащ, он в пыли. Без шерстяных носков резиновые сапоги болтаются на ноге. Я собираю все коричневые конверты и бандероли и кладу на тумбочку в прихожей.
Не теряй надежду на жизнь, не теряй любовь к жизни, не теряй веру в жизнь. Никогда и нигде. Нельзя изменить прошлое, но можно изменить свое отношение к нему.
«Сказки из Волшебного Леса: Находчивые Гномы» — третья повесть-сказка из серии. Маша и Марис отдыхают в посёлке Заозёрье. У Дома культуры находят маленькую гномиху Макуленьку из Северного Леса. История о строительстве Гномограда с Серебряным Озером, о получении волшебства лепреконов, о биостанции гномов, где вылупились три необычных питомца из гигантских яиц профессора Аполи. Кто держит в страхе округу: заморская Чупакабра, Дракон, доисторическая Сколопендра или Птица Феникс? Победит ли добро?
«Сказки из Волшебного Леса: Семейство Бабы-яги» — вторая повесть-сказка из этой серии. Маша и Марис знакомятся с Яголей, маленькой Бабой-ягой. В Волшебном Лесу для неё строят домик, но она заболела колдовством и использует дневник прабабушки. Тридцать ягишн прилетают на ступах, поселяются в заброшенной деревне, где обитает Змей Горыныч. Почему полицейский на рассвете убежал со всех ног из Ягиноступино? Как появляются терема на курьих ножках? Что за Котовасия? Откуда Бес Кешка в посёлке Заозёрье?
Маринка больше всего в своей короткой жизни любила белые розы. Она продолжает любить их и после смерти и отчаянно просит отца в его снах убрать тяжелый и дорогой памятник и посадить на его месте цветы. Однако отец, несмотря на невероятную любовь к дочери, в смятении: он не может решиться убрать памятник, за который слишком дорого заплатил. Стоит ли так воспринимать сны всерьез или все же стоит исполнить волю покойной дочери?
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
Джоэл бен Иззи – профессиональный артист разговорного жанра и преподаватель сторителлинга. Это он учил сотрудников компаний Facebook, YouTube, Hewlett-Packard и анимационной студии Pixar сказительству – красивому, связному и увлекательному изложению историй. Джоэл не сомневался, что нашел рецепт счастья – жена, чудесные сын и дочка, дело всей жизни… пока однажды не потерял самое ценное для человека его профессии – голос. С помощью своего учителя, бывшего артиста-рассказчика Ленни, он учится видеть всю свою жизнь и судьбу как неповторимую и поучительную историю.