Творения, том 1, книга 2 - [33]
2. А чтобы слова мои были яснее для вас, я прочитаю вам сначала самый псалом. "Хвалите Господа с небес", говорит он, " хвалите Его в вышних, хвалите Его, все Ангелы Его, хвалите Его, все воинства Его" (Пс. 148:1-2). Видишь ли хвалящих ангелов, видишь ли архангелов, видишь ли херувимов и серафимов, - эти вышние силы? Ибо, когда он говорит: "все воинства Его", то разумеет весь горний сонм. Но видишь ли здесь грешника? Как же, скажешь, можно ему явиться на небе? Пойдем же, низведем тебя на землю, переставив в другую часть хора; и здесь опять не увидишь его. "Хвалите Господа от земли, великие рыбы и все бездны: звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые" (Пс. 148:7,10). Не напрасно и не без причины при этих словах я замолчал; смутились мысли в уме моем и пришлось горько заплакать и тяжко вздохнуть. Что может быть, скажи мне, достойнее жалости? Скорпионы, и змеи, и драконы призываются к хвалению Создавшего их; один грешник исключается из этого священного хора; и справедливо. Грех есть злой и свирепый зверь, не только выказывающий злость к сослужебным ему существам, но изливающий яд злобы и на славу Господню: "ради вас", говорит Господь, "имя Божие хулится у язычников" (Ис. 52:5, Римл. 2:24). Посему пророк и изгнал грешника из вселенной, как бы из священного отечества, и отправил в ссылку. Так и отличный музыкант отсекает от стройной кифары разногласящую струну, чтобы она не расстраивала согласия прочих звуков; так и искусный врач отсекает загнивший член, чтобы зараза от него не перешла на прочие здоровые члены. Так сделал и пророк, отсекши грешника от целого тела тварей как бы разногласящую струну и как бы загнивший член. Что же мне делать? Так как я отринут и отсечен, то, конечно, надобно молчать. Итак, скажите, ужели замолчать мне? Ужели никто не разрешит мне восхвалить нашего Владыку, и я напрасно просил ваших молитв, напрасно прибегал к вашему покровительству? Нет, не напрасно. Я нашел, нашел и другой способ славословия, по вашим же молитвам, которые среди этого недоумения заблистали, как молнии во мраке; я буду хвалить сослужителей. Можно хвалить и сослужителей; а когда они будут хвалимы, то прославление, конечно, перейдет и на Владыку. А что он и таким образом прославляется, это показывает Сам Христос в словах: "да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Матф. 5:16). Вот и другой способ славословия, который можно и грешнику употребить и не нарушить закона.
3. Итак, кого, кого из сослушателей восхвалить мне. Кого же другого, как не общего учителя отечества [1], а через отечество и всей вселенной? Как он вас научил стоять за истину до смерти, так вы других людей научили скорее расставаться с жизнью, нежели с благочестием. Хотите ли, сплетем ему из этого венцы похвал? Хотел бы и я; но вижу неизмеримую бездну подвигов, и боюсь, чтобы слово, опустившись в глубину, не оказалось бессильным возвратиться наверх. Нужно было бы исчислить древние подвиги, - путешествия, бдения, заботы, советы, борьба, трофеи за трофеями и победами, деяния, превосходящие не только мой, но и всякий человеческий язык, требующие апостольского голоса, движимого Духом, который может обо всем сказать и научить. Но, минуя эту область, обратимся к другой, более безопасной, которую можно переплыть и на малой ладье. Поведем речь о воздержании и скажем, как он поработил чрево, как презрел роскошь, как отверг богатую трапезу, и притом быв воспитан в знатном доме. Нисколько неудивительно, когда к такой убогой и суровой жизни приступает живший в бедности; он имеет в самой бедности спутницу и сообщницу, ежедневно облегчающую ему это бремя; но кто владел богатством, тому нелегко вырваться из оков его; такое множество недугов объемлет его душу, т. е. страстей, которые как бы густое и темное облако, заграждая взоры ума, не попускают взирать на небо, но заставляют преклоняться вниз и смотреть в землю. Нет, нет ничего другого, что столь препятствовало бы шествию на небеса, как богатство и происходящие от богатства беды. Не мое это слово, но приговор, произнесенный Самим Христом, Который сказал: "удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие" (Матф. 19:24). Но вот это неудобное, а лучше сказать, невозможное стало возможным; и о чем некогда Петр недоумевал перед Учителем и хотел узнать, это мы все познали на самом деле, и даже более того; ибо этот муж не только сам восшел на небо, но и вводит туда столько народа, хотя имел кроме богатства и другие, не меньшие препятствия, - молодость и преждевременное сиротство, которые еще более могут омрачить всякую человеческую душу: такое имеют они обаяние, такую представляют отраву! Он же и над ними восторжествовал, и устремился к небесам, и прилепился к тамошнему любомудрию, не подумал о блеске настоящей жизни и не посмотрел на знаменитость предков, а лучше сказать посмотрел на знаменитость предков, - не тех, которые связаны с ним по естественной необходимости, но тех, которые близки к нему по благочестивому настроению. Посему он и сделался таким. Он посмотрел на патриарха Авраама, посмотрел на великого Моисея, который был воспитан в царском доме, наслаждался роскошной трапезой и вращался среди шума египетского (а вы знаете, каковы варвары, какой исполнены они гордости и тщеславия), но, пренебрегши всем этим, добровольно перешел к глине и плинфоделанию, - царь и сын царский пожелал быть в числе рабов и пленников. Поэтому он и возвратился в блистательнейшем виде, нежели какой прежде имел и отверг. После бегства и служения у тестя и после бедствий на чужбине, он возвратился властителем царя, или лучше, богом царя: "
