Творения - [10]

Молотком своим стуча?

— О, прохожий, наши вежи^*

Меч забыли для мяча^*.

В день удалого похода

Сокрушила из засады

Печенегова свобода

Святославовы насады^*.

Он в рубахе холщевой,

Опоясанный мечом,

Шел пустынной бечевой.

Страх для смелых нипочем!

Кто остаться в Перемышле^*

Из-за греков не посмели,

На корму толпою вышли —

Неясыти^* видны мели.

Далеко та мель прославлена,

Широка и мрачна слава,

Нынче снова окровавлена

Светлой кровью Святослава.

Чу, последний, догоняя,

Воин, дальнего вождя,

Крикнул: «Дам, о, князь, коня я,

Лишь беги от стрел дождя!»

Святослав, суров, окинул

Белым сумраком главы,

Длинный меч из ножен вынул

И сказал: «Иду на вы!»

И в трепет бросились многие,

Услыша знакомый ответ.

Не раз мы в увечьях, убогие,

Спасались от княжеских чет^*.

Над смущенною долиной

Он возникнул, как утес,

Но прилет петли змеиной^*

Смерть воителю принес.

«Он был волком, не овечкой! —

Степи молвил предводитель.—

Золотой покрой насечкой

Кость, где разума обитель^*.

Знаменитый сок Дуная

Наливая в глубь главы,

Стану пить я, вспоминая

Светлых клич: «Иду на вы!» —

Вот зачем сижу я, согнут,

Молотком своим стуча.

Знай, шатры сегодня дрогнут,

Меч забудут для мяча.

Степи дочери запляшут,

Дымом затканы парчи,

И подковой землю вспашут,

Славя бубны и мячи.

<1913>

71 . Песнь смущенного

На полотне из камней

Я черную хвою увидел.

Мне казалось, руки ее нет костяней,

Стучится в мой жизненный выдел.

Так рано? А странно: костяком

Прийти к вам вечерком

И, руку простирая длинную,

Наполнить созвездьем гостиную.

Конец 1913

72 . Ночь в Галиции

Русалка

С досок старого дощаника

Я смотрю на травы дна,

В кресла белого песчаника

Я усядуся одна.

Оран^*, оран дикой костью

Край, куда идешь.

Ворон, ворон, чуешь гостью?

Мой, погибнешь, господине!

Витязь

Этот холод окаянный,

Дикий вой русалки пьяной.

Всюду визг и суматоха,

Оставаться стало плохо.

(Уходит.)

Песня ведьм

Ла-ла сов! Ли-ли соб!

Жун-жан — соб леле.

Соб леле! Ла, ла, соб.

Жун-жан! Жун-жан!

Русалки (поют)

Иа ио цолк.

Цио иа паццо!

Пиц пацо! Пиц пацо!

Ио иа цолк!

Дынза, дынза, дынза!

Русалки (держат в руке учебник Сахарова и поют по нему)

Между вишен и черешен

Наш мелькает образ грешен.

Иногда глаза проколет

Нам рыбачья острога,

А ручей несет и холит,

И несет сквозь берега.

Пускай к пню тому прильнула

Туша белая овцы

И к свирели протянула

Обнаженные резцы.

Руахадо, рындо, рындо.

Шоно, шоно, шоно.

Пинцо, пинцо, пинцо.

Пац, пац, пац.

Похороны опришками^* товарища

«Гож нож!» — то клич боевой,

Теперь ты не живой.

Суровы легини^*,

А лица их в тени.

Русалка

Кого несет их шайка,

Соседка, отгадай-ка.

Русалки

Ио иа цолк,

Ио иа цолк.

Пиц, пац, пацу,

Пиц, пац, паца.

Ио иа цолк, ио иа цолк,

Копоцамо, миногамо, пинцо, пинцо, пинцо!

Ведьмы

Шагадам, магадам, выкадам.

Чух, чух, чух.

Чух.

(Вытягиваются в косяк, как журавли, улетают.)

Разговаривающие галичанки

Вон гуцул сюда идет,

В своей черной безрукавке.

Он живет

На горах с высокой Мавкой^*.

Люди видели намедни,

Темной ночью на заре,

Это верно и не бредни,

Там на камне-дикаре.

Узнай же! Мава черноброва,

Но мертвый уж, как лук, в руках:

Гадюку держите сурово,

И рыбья песня на устах.

А сзади кожи нет у ней,

Она шиповника красней,

Шагами хищными сильна,

С дугою властных глаз она,

И ими смотрится в упор,

А за ремнем у ней топор.

Улыбки нету откровеннее,

Да, ты ужасно, привидение.

Декабрь 1913

73 . "Сегодня снова я пойду…"

Сегодня снова я пойду

Туда, на жизнь, на торг, на рынок,

И войско песен поведу

С прибоем рынка в поединок!

<1914>

74 . Курган

Копье татар чего бы ни трогало —

Бессильно все на землю клонится.

Раздевши мирных женщин догола,

Летит в Сибирь — Сибири конница.

Курганный воин, умирая,

Сжимал железный лик Еврея^*.

Вокруг земля, свист суслика, нора и —

Курганный день течет скорее.

Семья лисиц подъемлет стаю рожиц,

Несется конь, похищенный цыганом,

Лежит суровый запорожец

Часы столетий под курганом.

1915

75 . Тризна

Гол и наг лежит строй трупов,

Песни смертные прочли.

Полк стоит, глаза потупив,

Тень от летчиков^* в пыли.

И когда легла дубрава

На конце глухом села,

Мы сказали: «Небу слава!» —

И сожгли своих тела.

Люди мы иль копья рока^*

Все в одной и той руке?

Нет, ниц вемы^*; нет урока,

А окопы вдалеке.

Тех, кто мертв, собрал кто жив,

Кудри мертвых вились русо.

На леса тела сложив,

Мы свершали тризну русса.

Черный дым восходит к небу,

Черный, мощный и густой.

Мы стоим, свершая требу,

Как обряд велит простой.

У холмов, у ста озер

Много пало тех, кто жили.

На суровый, дубовый костер

Мы руссов тела положили.

И от строгих мертвых тел

Дон восходит и Иртыш.

Сизый дым, клубясь, летел.

Мы стоим, ранили тишь.

И когда веков дубрава

Озарила черный дым, —

Стукнув ружьями, направо

Повернули сразу мы.

<1915>

76 . "Годы, люди и народы…"

Годы, люди и народы

Убегают навсегда,

Как текучая вода.

В гибком зеркале природы

Звезды — невод, рыбы — мы,

Боги — призраки у тьмы.

<1915>

77 . Воспоминания

Достойны славы пехотинцы,

Закончив бранную тревогу.

Но есть на свете красотинцы

И часто с ними идут в ногу.

Вы помните, мы брали Перемышль^*

Пушкинианской^* красоты.

Не может быть, чтоб вы не слышали

Осады вашей высоты.

Как судорга — пальба Кусманека^*,

Иль Перемышль старый старится?

От поцелуев нежных странника

Вся современность ниагарится.

Ведь только, только Ниагаре

Воскликну некогда: «Товарищ!»

(Самоотрицание в анчаре,

На землю ласково чинарясь.)