Творцы и памятники - [27]

Витте задумчиво глядел на все это. Архитекторы придерживались переданных им монарших пожеланий. Но на бумаге разглядываемое в тиши кабинетов комиссией по устройству выставки, которую он сам же, Витте, и возглавлял, все выглядело совсем не таким, как оказалось сейчас, в натуре. Является ли идея глубокой старины, положенная в основу архитектурного оформления выставки, объединяющей все разнородные части и сословия империи? Не есть ли это взгляд назад, а не вперед? Не веет ли от этого псевдорусского стиля нарочитостью, а то и просто безвкусием? Витте хмурился, а сановники не знали, чем это объяснить, и испуганно молчали.

И вдруг Витте остановился. За маленькими частными павильонами — военно-шорной и амуничной мастерской Карла Риля, страхового общества «Россия» и других министр увидел здание, резко отличающееся от прочих. Само оно было обычным — круглое, железное, облицованное деревянными панелями. Но крыша! Легкая ажурная сетка в виде усеченного конуса. Образующая конуса — какая-то странная линия: не прямая и не дуга окружности. Сквозь ячейки сетки видно — ничего похожего на стропила нет,

Будто на огромное здание просто надели колпак. Но ведь держится! И прочно.

— На крышу ведет лестница, — доложил заведующий технической и строительной частями по устройству выставки. — Специально, чтоб можно было подняться и убедиться в крепости перекрытия.

— Кто проектировал?

— Инженер Шухов, господин министр.

Витте еще раз взглянул на здание. Может быть, это и есть взгляд в будущее: ни виньеток, ни бордюрчиков, ни украшений — всего того, что присуще дереву, а металлу противопоказано, Здесь строгие, ровные линии; впечатление такое, что металл предстает именно в том единственном, каком и должен предстать, качестве. А не в виде терема. Интересно бы поговорить об этом с архитекторами. Но нет времени; да ведь и не признается никто в своей неправоте… За долгие годы службы министр хорошо изучил людей.

— Пойдемте внутрь, — сказал он,

Витте шел по залу, и изумление его возрастало. Он брал в руки бронзовую табличку возле моделей огромных резервуаров и читал: «Инженер Шухов». Модель огромной нефтеналивной баржи — снова на табличке «инженер Шухов». Макет бакинского нефтепровода — опять то же имя. А вот уже и не модели — реальные паровые котлы стоят на деревянном полу. Написано: «Лучшие в мире». А кто конструктор? Шухов.

Да что он, всем на свете занимается, что ли?!

Министр долго ходил по выставке и в разных ее местах снова и снова встречал ту же фамилию. Длинное здание заводского и ремесленного отделов. Автор перекрытия, легкого, красивого, экономичного, — инженер Шухов. Водонапорная башня. Огромный бак на самой вершине, и держит его не кирпич, не камень — друг на друга поставлено несколько металлических колец с уменьшающимся к вершине диаметром. Образующая башни представляет собой гиперболу, но сделана она из прямых балок. Это очень удешевляет строительство и в то же время придает башне вид стремительно взмывающего в небо сооружения.

— Снова инженео Шухов?

— Да.

— Удивительно! — пробормотал Витте. — Хотел бы его увидеть. Он здесь, в Нижнем?

— С зимы еще. Принимал участие в монтаже сооружений.

— Разыщите и передайте ему, что завтра, в четыре часа, я принимаю группу промышленников, хотел бы и его видеть у себя.

О чем говорить!

Рано утром в «Большую Нижегородскую» — гостиницу, где жили Шухов и Бари, — явился посланец из канцелярии министра. Он вошел в роскошный — с лепными карнизами и нимфами на потолке — номер Бари, не присаживаясь ни в одно из обитых бархатом и плюшем кресел, передал приглашение и отбыл. Взволнованный, довольный, возбужденный, Бари вошел к Шухову.

— Владимир Григорьевич, удача! Редкостная! Вчера осматривал выставку Витте, обратил внимание на ваши работы. Мы приглашены к нему.

— И что вы ответили? — Шухов сидел за столом; слева от него стояла керосиновая лампа; справа лежал толстый том математических таблиц; перед ним — наполовину исписанный цифрами лист бумаги. Он не менял своих привычек, а работы было достаточно. Уже многие промышленники, приехавшие на выставку, прямо здесь же давали заказы на котлы или резервуары, и нужно было все рассчитать, чтобы в Москве уже могли делать проект.

— Как что? — изумился Бари. — Поблагодарил за честь и сказал: будем непременно.

— А нельзя ли сделать так, чтобы мне не ездить туда?

У Бари перехватило дыхание. Несколько мгновений он молча разглядывал Шухова.

— Владимир Григорьевич, это что, каприз?

— Помилуйте, вы меня знаете уж скоро двадцать лет! Произвел ли я за эти годы хоть раз впечатление человека капризного?

— Нет, и тем сильнее теперь мое удивление.

— Да очень все просто, — сказал Шухов. — Что может мне сказать министр? Похвалить? Я знаю сам, чего стоят мои работы. Предложить переход на государственную службу? Я не чиновник по складу своему, бюрократию не люблю. Что же еще? И мне сказать ему нечего. Мне лично от него ничего не нужно, а о том, чтобы изменить жизнь миллионов людей, которые тяжело работают и плохо и бедно живут, ни министр, ни сам царь не задумываются.

— Владимир Григорьевич! — Бари прижал к груди руки. — Я знаю, что всем своим процветанием контора моя обязана вам, знаю, что называют ее конторой для эксплуатации изобретений инженера Шухова. Я никогда не забываю об этом и готов сколь угодно считаться с вами, но в данном случае это невозможно. О том, чтобы быть представленным министру финансов, мечтают крупнейшие промышленники — и неужели наше скромное сравнительно предприятие пренебрежет случаем? Да мало ли какие варианты возникнут в беседе с министром!