Творцы и памятники - [25]

Шухов знал, что очень немногие способны столь отчетливо представлять себе математическую модель реальных процессов. Ты можешь — значит должен решить и эту задачу. Но ведь ты не просто математик, ты инженер. Следовательно, надо думать об особенностях конструкции. Корабль, наполненный нефтью, — это спичка, готовая вспыхнуть. Нужно тщательно продумать противопожарные устройства. И еще — добиться как можно большей вместимости. Внутри жидкость, снаружи жидкость — это множество сложнейших проблем…

«Зачем мне миллион!»

— Что вы говорите? — переспросил Артемьев.

— Ничего. — Шухов как бы очнулся, покачал головой. — Я думаю о том, что можно строить железные корабли для перевозки нефти — важно лишь научиться правильно их рассчитывать.

— И вы займетесь этим?

— По приезде в Москву обязательно.

— Эх, Владимир Григорьевич! — сказал Артемьев. — Бари-то ваш курицу нашел, которая ему золотые яйца несет. Он ведь вашими идеями живет. Вы тут нефтепроводы построили, резервуары, форсунку[2] изобрели. Мазут попробуй зажги — дым и копоть получишь. С вашей форсункой для мазута дело пошло. А прибыль кому? Фирме Бари. Почему здесь резервуаров раньше не строили? Считали, огромные фундаменты надо копать. Вы проверили, говорите: не нужно. И в самом деле не нужно. Мы думали, шаблон для дыр под заклепки никогда не сделать нам. Вы показали — и пошло. Верное дело вам советую — свою контору открывайте. Миллион сразу заработаете. Я с родным братом делиться собираюсь, а уж вам-то…

— То вы, — усмехнулся Шухов. — А я не капиталист. Допустим, я нажил миллион — так ведь не я буду его хозяином, а он моим, Я потеряю интерес к новым конструкциям; мысли мои будут заняты выгодным размещением капитала, я стану думать только о том, как бы его не потерять. До расчетов ли мне будет, до конструкций ли? Я перестану быть самим собой. А право быть самим собой дороже любых денег. Я делаю все, чтоб облегчить труд людей, научить их лучше, красивее работать. Когда мне удается это, я счастлив.

Дмитрий Артемьев с сожалением посмотрел на Шухова.

«Других строить я не умею»

Чтоб попасть к пароходной пристани, нужно было спуститься с обрыва. На крутых, изрытых оврагами, густо поросших полынью склонах сидели мужики. Из разных мест России приезжали в богатый хлебом Саратов на летние работы. Богатеи из окрестных сел медленно прогуливались, шаря взглядами по расположившимся на земле людям, выбирая самых крепких на вид косарей и жнецов. Вдоль песчаной отмели, отделяющей спуск от воды, тянулись бесконечные поленницы дров — имущество пароходных компаний. Со страшной быстротой исчезали леса по обеим сторонам Волги в топках котлов. Пыль лежала на траве, на листьях невысоких акаций. Наверху, на самом коаю обрыва, едва ли не сползая в него, виднелись покосившиеся заборы, бревенчатые домишки, такие черные и убогие на фоне чистого голубого неба, в свете летнего солнца. Порывы свежего ветра с Волги смягчали зной. Владимир Григорьевич прибавил шаг.

Он с трудом нашел время на поездку сюда. Каждый день, прямо с почтамта — вот только перейти узкий Кривоколенный переулок — почтальон входил в контору Бари, вручал конверты из тонкой бумаги с четко выведенной, на всех одинаковой надписью: «Москва, Мясницкая, дом Промышленного музея рядом с почтамтом. Контора Бари». А обратные адреса были самые разные. По всей России возводились шуховские резервуары. Шли заказы на нефтепроводы и промышленные здания, на баржи и котлы, установки для перегонки нефти. Надвигалось строительство московского водопровода, а уже и Тамбовская городская управе прислала письмо с покорнейшей просьбой и для их города разработать проект. Шухову верили. Репутация его в деловых кругах поднималась все выше. Знали: если он возьмется, то сделает такой проект, что материала потребуется очень мало, а сооружение будет наипрочнейшим.

В десять часов утра, обсудив за завтраком новости, Шухов уходил к себе в кабинет. Все постороннее — мысли, темы, разговоры — оставалось там, за порогом. Здесь же был только инженер Шухов, его противник — задача, которую нужно решить, союзники — математика, инженерный опыт, модельки из дерева или бумаги. Математика подсказала очертания судна. Он почти не писал слов. Цифры, формулы и цифры… Они не мертвы и не сухи — надо только уметь видеть за ними тысячи пудов железа, квадратные метры листов, столкновения противодействующих сил. Чтоб привести это хаотическое многообразие к гармонии линий, чтоб заставить все силы работать только в одном, требуемом направлении, нужно уметь симфонически мыслить. Как композитор из разрозненных звуков складывает прекрасную мелодию, так инженер, пользуясь немногими цифрами, должен предложить наилучший вариант машины или сооружения. Цифры — это его ноты, надо только уметь пользоваться ими. И тогда получится симфония — хорошая, прочная вещь.

Бумажная модель подтвердила цифры. Инженерный опыт определил особенность конструкции. Очертаний, которые Шухов придумал, корабли раньше не имели. И сделать наливные баржи по шуховским чертежам никто бы не смог. Тогда в Москве изготовили шаблоны и отправили в Саратов на судостроительный завод. Руководить постройкой взялся мастер Суворов, друг Шухова, еще в Баку сооружавший вместе с ним резервуары. Дела у него шли хорошо, уже несколько барж, вмещающих 50 тысяч пудов керосина, плавали от Астрахани к Нижнему. Но вот промышленник Ушаков заказал баржу в 100 тысяч пудов. В честь любимой дочери он хотел назвать ее «Катя». С «Катей» у Суворова вышла заминка. Таких больших барж он еще не строил. Шухов, отложив все дела, прибыл в Саратов.