Творчество Н.С. Лескова 60-80-х годов XIX века - [6]

Шрифт
Интервал

Есть письмо Лескова и целое «Объяснение» по пово­ду романа, где он говорит о том, что изобразил разных нигилистов: во-первых, это люди увлечённые, чистые сер­дцем (Лиза Бахарева, Райнер, Помада), во-вторых, люди, примкнувшие к нигилистам, потому что это было модно, и в-третьих, люди низких моральных качеств, дискреди­тирующие идею свободы. В центре повествования герои, которых Лесков считает положительными, но заблудши­ми. Чистота идеи остается. Но чистых людей осталось очень немного, и они оказались не у дел. Примкнувшие поняли, что они не сила.

В отличие от других писателей он не хочет заклей­мить нигилистов. Как только появляется желание заклей­мить, пригвоздить к позорному столбу, исчезает подлин­ность. Писатель должен быть объективным. В романе опровергается историческое право на существование ни­гилизма, идеи революции. Но идею нельзя опровергнуть, ее можно принять или не принять - она складывается ис­торически. Идея все равно будет существовать, пусть и в урезанном виде.

Лесков рад трагедии своих героев. Но у великого художника должна быть не только трагедия, но и выход. Не по желанию его, а потому что не бывает без выхода. В «Некуда» выхода нет. (У Толстого в «Войне и мире» - война в сердце каждого человека, но все обретают мир, внешний и внутренний.)

«Некуда» - «тургеневский роман», по аромату, ощу­щениям, героям. «Чисто, прозрачно, красиво - и сам дела­ешься чище», как говорил Горький. Героиня Лескова, Лиза Бахарева, похожа на тургеневскую - девушка, начинаю­щая видеть мир своим внутренним оком. Персонажи вроде бы те же, но наполнены они другим содержанием.

Роман, напоминающий произведения Достоевско­го, - антинигилистический роман «На ножах» (1870).

В нем изображается период развития капитализма в Рос­сии, когда «дрянь александровского времени поднялась на поверхность» (Герцен). Первоначальное накопление по­рождает среду антиблагородства. Все благородное унич­тожается, «все на ножах». Преступные элементы заняли видное положение, все коррумпировано. Мир коррупции порождает презрение к человеку. Деньги - явление анти­человечное. Роман Лескова воспринимается как свиде­тельство эпохи, как обвинительный акт. В нем общество призвано под суд.

Лесков - писатель не антинигилистического направ­ления. Просто по честности, по боязни ужаса нигилизма он заговорил об этом. Террор, начавшийся с появления нигилизма, продолжается до наших дней - нет высшего судии, все дозволено. Нигилизм говорит: «Убий!» Хрис­тианство: «Не убий». Чтобы был порядок, надо убивать, нарушать закон Божий - на этом держится коллизия «На ножах». Как найти гармонию?

Роман написан не самостоятельно. В то время в лите­ратуре был наплыв детективов (Крестовский «Петербург­ские трущобы»). Весь этот «мусор», детективный матери­ал взяли и Лесков, и Достоевский (в «Братьях Карамазо­вых») - но у них речь идет о душе человека.

Вопросы веры в творчестве Лескова

Философский склад времени определялся размеже­ванием между верой и ее отрицанием, атеизмом. Религия - камень преткновения для всех писателей. Происходит таянье веры. В произведениях того периода мы встречаем идею «и не быть Руси без боярщины», т. е. без традиции. Современники требовали ответа на этот вопрос.

У Лескова есть очень хорошее размежевание - рели­гиозные чувства и клерикальный мир. Он этого не пута­ет. Возьмем чудный рассказ «На краю света», полный ре­лигиозного скепсиса. Миссионер, образованный богослов, насаждает христианство. Это произведение, интересное во многих отношениях. Откуда у писателя были сведения о русском Севере? Он никогда ведь там не был. Но худож­ник может воспроизвести тот мир, который ему нужен. Сама идея очень интересна (всякое произведение поража­ет своим идейным смыслом, а форма не что иное, как вы­ражение идеи): просвещать дикарей. Епископ едет в глушь, в далекие края, на север, на собаках, на санках. Епископ просвещенный, он окончил Академию. Между прочим, из Академии можно было поступить на 2-й курс Университета, выпускники знали два иностранных язы­ка (не считая древних), играли на музыкальных инстру­ментах, занимались сочинительством, владели всеми формами слова. Академическое образование было капи­тальным... Герой рассказа в 40-45 лет воображает, что он апостол, и уверен, что может обратить язычников в истин­ную веру, а в действительности он встречает дикарей, ко­торые нравственно выше его. Мир этих дикарей более тон­кий и гуманный. Дело не в том, какой ты веры, а кто ты по сути своей. Так, епископ садится к погонщику, кото­рый крещен, а его сопровождающий - к язычнику. И во время бурана крещеный бросает свою «поклажу», то есть человека, и убегает на оставшейся в живых собаке. Языч­ник же довозит своего пассажира до места. Обморожен­ного миссионера находит его сопровождающий и приво­зит в чум, где якуты стараются ему помочь, чем можно. И когда они понимают, что сделать ничего нельзя, шаман­ка танцует около мертвеца, отдавая ему последний танец смерти.

Тема века - вера и безверие - присутствует во мно­гих произведениях Лескова. Он считает, что если у чело­века нет идеала, того чувства, которое живет внутри него, то этого человека всегда ждет трагический конец. Безве­рие, нигилизм для писателя - это примитивизм, отрица­ние всего сущего. У него нет таких героев, как Иван Кара­мазов, Раскольников, которые пытаются внести коррек­тивы в промысел Божий. Он любит изображать дурачков, людей немного с придурью (Голован, Ахилла). У него нет героев, которые хотят заново решить вопрос: «убий - не убий». Вся история человечества построена на убийстве. Вот он - человек, царь природы!.. У Лескова - не царь.


Еще от автора Николай Иванович Либан
Я родился в Москве...

Печатается по Сб. Филологический факультет МГУ 1950–1965. Жизнь юбилейного выпуска (Воспоминания, документы, материалы). — М.: Редакция альманаха "Российский Архив", 2003. Печатается с изменениями.


Кризис христианства в русской литературе и русской жизни

Впервые опубликовано в кн.: Русская литература XIX века и христианство. М.: Изд-во МГУ, 1997. С. 292.


Последние записи

Мне предложили изложить биографический очерк, касающийся лично меня. Откровенно говоря, я не знаю, какой интерес это представляет. Думаю, что никакого. Кому представляет, так это единственно мне. Мне интересно услышать себя, свой голос, мнение о себе много лет спустя, когда, кажется, все осталось где-то там, далеко- далеко позади. Итак, я рассказываю.


Истории просвещения в России

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Я пережил три времени

Запись бесед В.Л. Харламовой-Либан, 2005–2007 годы.


Люди и книги 40-х годов XIX века

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Наталья Алексеевна Решетовская — первая жена Нобелевского лауреата А. И. Солженицына, член Союза писателей России, автор пяти мемуарных книг. Шестая книга писательницы также связана с именем человека, для которого она всю свою жизнь была и самым страстным защитником, и самым непримиримым оппонентом. Но, увы, книге с подзаголовком «Моя прижизненная реабилитация» суждено было предстать перед читателями лишь после смерти ее автора… Книга раскрывает мало кому известные до сих пор факты взаимоотношений автора с Агентством печати «Новости», с выходом в издательстве АПН (1975 г.) ее первой книги и ее шествием по многим зарубежным странам.


Дядя Джо. Роман с Бродским

«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.


Том 5. Литература XVIII в.

История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.


Введение в фантастическую литературу

Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».


Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидению 1987 г.

Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.


Время изоляции, 1951–2000 гг.

Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».