Творчество Лесной Мавки - [3]

 слепая без поводыря,

 прими, Небесная Царица,

 из рук последнего Царя.

Государыне Александре

 «Чувствую себя матерью всей России и

 всего русского народа…»

 из письма Государыни Александры

 В материнской молитве

 ты стояла как в праведной битве —

 за родимых детей

 и за кровную Русь,

 а она предавала,

 ложью в очи плевала,

 материнское сердце

 Русь штыками пронзала…

Царевне Ольге в день рождения

 Голубица, подруга, сестра!..

 Со слезами, милая, встану я

 на колени в холодный снег,

 и на белом цветами алыми

 расцвечу твой праздничный день.

 Лебединое небо склонилось,

 сберегло молитву и крик.

 И над дикой степью России

 убиенной юности лик.

Царевне Татьяне

 Раненые солдаты

 звали тебя сестрицей,

 воины страшной Отчизны

 просили за них молиться.

 Не нужен венец жемчужный

 царевне в косынке серой.

 Твои сильные, добрые руки

 бинтуют с любовью и верой.

 Забытые ноты Шопена

 на черном фортепиано,

 как птичьи следы на снегу.

 Тебе некогда плакать, Татьяна,

 тебя ждут воспаленные раны,

 твои сильные, добрые руки

 искалеченных берегут…

Царевне Марии

 Не поблекли, не постарели

 ливадийские акварели,

 опаленные бедой.

 Напоенное солнцем поле,

 и церквушки крест золотой…

 За кровавым пологом боли —

 лик художницы молодой.

 Девочки русые!..

 Рана сквозит

 в темном волчицыном сердце Руси.

 Народ ее, яко потомков убийц,

 Боже, прости и спаси.

Царевне Анастасии

 Мама, мне снились ангелы,

 наверное, это к радости,

 большой-пребольшой радости,

 как в снежный день Рождества.

 Их крылья солнцем пронизаны,

 их смех — бубенцы хрустальные,

 а глаза у ангелов грустные —

 наверное, им жалко людей.

 Они меня звали, мама,

 с собой во дворец небесный,

 мне с ними там на рассвете

 прекрасный бал открывать.

Царевичу Алексею

 Помолись, Русь острожная,

 о болящем царевиче,

 твою муку приемлющем

 на поникшие плечики.

 Русь, как зоркая хищница,

 близость казни почуяла,

 нивы русские выжнутся

 окаянными пулями.

 Помолись о царевиче.

 Не с тобою, лукавою,

 ему праведно царствовать —

 править горней державою.

Ольгины ангелы

 Мученицу Русь не оставили

 Акварельные диво-ангелы,

 Византийские лики древние,

 Нарисованные царевною.

 Крылья белые — кровью пятнаны.

 Над Россией плакали ангелы.

 Над державой, безумьем выжженной —

 Снежно-белые, огне-рыжие,

 Словно лебеди — грусть пречистая,

 Словно лебеди над Непрядвою,

 Возносились Ольгины ангелы.

 А когда заявились с обыском,

 Рылись с хохотом в письмах девичьих

 Да плевались махоркой желчною —

 Во дворцовом камине таяли,

 Отданы огню на заклание,

 Беззащитные Ольгины ангелы.

 Кровоточили, пеплом свилися.

 В небо дикое возносилися.

 А России уже не дышится,

 Рвет ее вороньё жестокое.

 В небе траурном — стая белая,

 И молитвы святые слышатся

 Вперемешку с лебяжьим клекотом.

 Но вдогонку ружья оскалятся,

 В снег кровавый ангелы свалятся.

 Не летайте в Россию, лебеди —

 Срежет пуля над невским берегом.

 Время всё рассудило, расставило,

 Боль с надеждою нам оставило.

 И летят лебединой стаею

 Над моей страной покаянною

 Акварельные диво-ангелы,

 Лучезарные Ольгины ангелы.

 Убиенной царевны ангелы.

Гибель Григория

 По хрустящему снежку — тропы волчьи,

 И над городом месяц — зазубренный нож.

 Город, как разбойник, в спину мне хохочет,

 Да так, что бросает в дрожь.

 А за мною гибель, слышь, крадется, стерва.

 Ну-ка, поиграю с ней нынче на снегу —

 Может, обману ее, коль не сорвутся нервы,

 И дерзким смехом брошу опять в глаза врагу.

 Ну а если сгину в роковом бессильи,

 Упаду, зароюсь в кровяном снегу —

 Так хоть ненадолго заслоню Россию…

 Хоть на два годочка… Больше — не могу…

 Яды приготовлены, вычищены ружья,

 Мне теперь, как зверю, некуда уйти.

 Как моя любимая, будет плакать стужа

 В ледяных разломах

 До слепой зари.

Борис и Глеб

 Эх и просторна ты, Русь-матушка,

 и звенит в мечах булатных удалая сила.

 Да не знать, кому ты, подлая, дашь княжество,

 а кому — во чистом поле могилу.

 Выехали братья в поле дикое,

 а над ними — только небо да колокол,

 а за ними смотрит Русь великая,

 цену жизни мерит желтым золотом.

 Говорит Борис брату-отроку:

 княжить в городах — что на веслах плыть,

 мне, должно быть, силы не хватит, брат,

 сил не хватит, да и не по сердцу.

 А под Глебом, младшим, споткнулся конь

 рыжей масти с лютым отсветом в кровь.

 И ответил Глеб: все державы земли

 на огне замешены, на крови.

 Через поле дикое едут княжичи,

 и горит над ними солнце червленое,

 а про них наточены мечи вражии,

 и в ликах братьев вещая грусть иконная.

Над озером (Князь Владимир)

   На Руси своей юродствуем…

 Сцепи зубы да терпи.

 Где-то крик коней испуганных

 ветер носит по степи.

 Видел, видел берег — княжеский

 неразделенный завет.

 Смертная печать не вражеский,

 а родной скрепляет след.

 Пепелище горько хмурится,

 чуть змеится теплый дым.

 Рыжий шут рассвет целуется

 с отражением своим.

 Тоску волчью нынче праздную!

 А придет заря — очнусь

 свою дочку неразумную

   крестить — стареющую Русь…

Звонарь

Константину Сараджеву

1

 В этом мире глухих

 медный колокол — мой поводырь,

 музыка — моя кровь.

 Нервы, как синие жилы, в смертный узел скрутив,

 я исповедуюсь криком колоколов.

 Господи, Ты слышишь, Господи,

 чернь да рвань собралась на площади,

 снова целят колом осиновым

 в Божьего Сына.

 Господи, услышь, Господи,