Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 2 - [37]

«Ничего, ваше сиятельство, нас не надуешь, – обратился ко мне по этому случаю мой верный казак Игумнов, – мы знаем, что они подлецы».

Мы продолжали перестреливаться, пули сыпались на нас градом, и было необходимо выйти из этого положения. Я сдался на просьбу карабинеров и предоставил им с их храбрым командиром честь ударить на горцев с фронта. (Видимо, солдат стало утомлять непонятная и неоправданная пауза в атаке, вызванная необходимостью отдышаться и прийти с себя их славному командиру. Комбат.) Неприятель стойко встретил атаку, и часть грузинской милиции была уже опрокинута, когда вовремя поспел Пассьет с ударом в штыки. (То есть как видим, грузины в отдыхе не участвовали и продолжили атаку. Комбат.) Минута была решительная. Я с егерями (три роты) взял в обход вправо; значки неприятеля почти повсюду исчезли, скопище его обратилось в полное бегство, и на вершине Анчимеера гремело победное «ура» 1-го батальона куринцев. Штурм длился три четверти часа.

За опьянением первой победой последовало полное изнеможение; покачали офицеров, которыми люди остались наиболее довольны, (Рассказчика качать не стали. Странно. Комбат.) указывали мне отличившихся нижних чинов, немного погорланили и попели, но, в конце концов, измученные и изнеможенные мы все повалились на землю. Когда Пассек приехал нас приветствовать, мы могли подняться лишь с неимоверным трудом. Я лично испытывал сильнейшую боль в области сердца, мне не хватало воздуха, я задыхался и свободно, как всегда, начал, я дышать только значительно позднее и тогда, когда я вылечивался от ран, полученных пять недель спустя. Взятие Анчимеера произвело в горах потрясающее впечатление.

Результаты нашего успеха были весьма значительны для отряда, Граф Воронцов был очень доволен и засыпал нас своим вниманием.

Ночь с 5-го на 6-е, проведенная нами на вершине Анчимеера, была очень холодная, и так как к нам не подошли наши тюки, то нам пришлось лечь спать голодными и под открытым небом, укрывшись одними бурками. Моя бурка была потеряна, но, к счастью, мой маленький Мамуд раздобыл мне другую, с помощью которой, хорошо ли, дурно ли, но я кое-как примостился в расщелине скалы.

(Здесь естественно возникает вопрос, почему в штабе отряда не были приняты все меры для доставления всего обоза войскам отряда Пассека, хотя бы часть его? Воронцов поднял отряд налегке, а вслед за ним следовало направить и обоз его, и, конечно, Воронцову следовало сговориться и условиться с Пассеком, а не оставлять его без малейших указаний). (То есть обеспечение всем необходимым в бою это забота не его командира, а вышестоящего штаба? Восхитительно! Нужно запомнить и взять на вооружение. Комбат.)

Барабаны ударили подъем, и мы выступили. Мы приостановились у подножия горы, чтобы утолить жажду, так как на вершине Анчимеера не было воды. По пути нам пришлось еще взбираться на горы. Весь остаток этого дня мы не сходили с вершин, и это был лучший способ обозрения местности и быть настороже всяких неожиданных нападений, так как мы над всем господствовали. Я был в арьергарде. Пассек перестреливался с небольшими партиями горцев. В конце дня я получил приказание занять вновь высоту, уже нами пройденную и оставленную позади, и на ней основаться. Это была «холодная гора», или по-местному – Зунумеер. Я в ней расположился; две мои роты стали фронтом по гребню горы, которая сообщалась с другими горами; карабинеры 1-й роты стали в резерве, а громовой голос Колюбакина (командира 3-й роты) раздавался на самой вершине, повисшей над бездной и имевшей своими защитниками 3-ю егерскую роту. В этот день, как и в предыдущий, сухари были нашей единственной пищей, и так как они были в размере всего суточной дачи, то я указывал людям экономить сухари (Вот пример истинной заботы временного командира о временно подчинённых. Экономьте продукты! Комбат), хотя наши вьюки и довольствие и ожидались на следующий день. Но на следующий день опять-таки ничто не прибыло, и прибыли только собственные вьюки Пассека, денщик которого, опасаясь Пассека более чем неприятеля, превозмог все затруднения и присоединился. Кроме того, мы получили приказ по войскам, отданный графом Воронцовым по случаю дела 5 июня, продиктованный им сейчас же после дела, лично, и тут же на месте, одному из стоявших при нем чиновников, писавшему его настоявших при нем чиновников, писавшему его на барабане. Граф Воронцов был большой мастер вести дела в военном духе; приказ был из самых лестных, его прочли во всех ротах, и он был принят восторженно. В этом же приказе нам было предписано представить всех отличившихся офицеров и нижних чинов.

Мы во всем нуждались; на солдатах были только мундиры и полотняные шаровары и шинели, (Трофейные бурки, видимо, бросили при дневном переходе. Комбат.) не было ни палаток, ни других каких-либо укрытий от холода, вечной сырости, снега, дождя, ветра и бури, которая бушевала на этих высотах, почти лишенных растительности; не было и дров, чтобы развести огонь, а мы были на высоте 7000 футов над уровнем Каспийского моря. Сухари были уже съедены еще 5-го числа, и единственной пищей нам служили крошки сухарей, смешанные с травой и мохом; питьем служили снег и вода, просачивающаяся между скал, которую солдаты собирали ложками. Таким образом прошли дни 7-го и 8-го и часть 9-го. Холод увеличивался, снег покрыл все кругом, и дабы окончательно не замерзнуть, солдаты рыли ямы, в которых теснились по три человека: одна шинель служила матрацем, две другие – одеялом. Не было слышно ни песен, ни криков, ни разговоров, и над нами повисло мертвое молчание.