Твоими глазами - [8]
— Предполагается, что сегодня мы оба попробуем пройти сканирование.
Она замолчала. Наверное, ожидая возражений. Или вопросов.
Я ничего не ответил. Она хотела показать мне, чего я хочу для Симона и что она будет с ним делать. Она хотела, чтобы я сам прошёл тот путь, который, по моему мнению, должен пройти Симон.
Она помогла мне надеть халат. Я сел на один из окружённых трубами стульев. Она не спросила, доводилось ли мне прежде проходить такое сканирование. Аппаратура включилась, раздался звук, похожий на глухое рычание.
— Ядерный магнитный резонанс, — сказала она. — Молекула водорода, благодаря своей массе, работает как своего рода маленький магнитный сердечник. Сканер создаёт магнитное поле, в пятьдесят тысяч раз превышающее магнитное поле Земли. Это требует такой силы тока, которая может поддерживаться только в сверхпроводящих материалах. Они охлаждаются жидким гелием. На самом деле мы измеряем неравномерности содержания жидкостей в мозгу. Что ты чувствуешь?
— Какое-то давление. Мне трудно подобрать слова для этого ощущения.
— Половина из тех, кого сканировали, отмечали какое-то воздействие.
Она надела на меня шлем. Включила его. Я ничего не почувствовал.
— Энцефалограмма. Нервные клетки можно сравнить с маленькими батарейками, а электроды в шлеме воспринимают их электрические потенциалы.
Она села. Ставни, шторы и стены закрылись. Мы надели очки. На минуту замерли в темноте.
Я отметил про себя клемму пульсометра на руке. Вшитый в халат плоский диск, регистрирующий сердечный ритм и электромагнитное поле тела. Тонометр, прилегающий к ладони. Не поддающееся объяснению ощущение силы, таящейся во всех этих приборах.
И вот на двух стульях напротив нас выросли две светящиеся фигуры.
Она не торопила меня. Я смотрел на светящуюся проекцию своего тела и внутрь него. Я поёрзал на месте — голубая световая фигура задвигалась. Попробовал напрячь мышцы, стал дышать в другом ритме и увидел, как мерцающие, загадочные радужные оттенки меняются, увидел, как меняются текучие потоки в голубом теле.
— Дай-ка мне руку.
Мы сидели вплотную друг к другу, я протянул ей руку, она пожала её.
— Ещё раз, только медленнее.
Мы повторили движение, словно при замедленном воспроизведении фильма. Она указала на светящиеся фигуры, которые протягивали друг другу руки.
— Обрати внимание на физические последствия прикосновения. Происходит едва заметное изменение метаболизма всего тела. Посмотри, как меняется электрическое поле вокруг сердца. На активность в dorsal vagus[1]. Мы исходим из того, что это корреляты трёх основных компонентов рукопожатия: физического соприкосновения, эмпатической активности, отражённой у сердца, и близости, качества сознания, отражённого в зрительном контакте. Встань.
Я встал.
— Теперь мы обнимем друг друга.
Я обнял её. Она обняла меня. Мы увидели, как две светящиеся фигуры стоят, обнимая друг друга.
— Обрати внимание на усиливающуюся физическую реакцию. Тела при объятии влияют друг на друга. Посмотри на изменения в области сердца. Когда сердца становятся ближе друг к другу. И вот здесь — изменения в зрительной коре, позади мозжечка и над ним. Обнимая друг друга, люди, чувствуя хотя бы отчасти доверие или искреннюю привязанность, избавляются от присутствующего во взгляде контроля.
Она полностью отдавалась прикосновению. Контакту. Но её внимание было сосредоточено на светящихся фигурах. Или, точнее, на чём-то позади них.
В эту минуту у меня возникло ощущение, что ищет она всё-таки не встречу людей. Она ищет что-то более глубокое. Нечто, что скрывается за такой встречей.
Мы вновь сели.
— Расскажи про детский сад, — попросила она.
Она была такой же, какой была тогда, тридцать лет назад. Непосредственной.
— Нас было, наверное, человек семьдесят, в трёх группах. В середине дня после еды всех укладывали спать, в спальном зале, на раскладушках. Пододеяльники были в бело-зелёную клетку, из той же ткани, что халаты и передники воспитательниц.
Я посмотрел ей прямо в глаза.
— Бело-зелёная клетка, — повторил я.
В её взгляде ничего не отразилось.
— В одной группе были самые маленькие, в другой — дети среднего возраста, в третьей — самые старшие. На втором этаже помещались ясли. В каждой комнате на стене напротив входа была картина Ханса Шерфига, изображавшая джунгли. Зелёные джунгли. И множество разных животных. В глубине картины влажный тропический лес становился синим и контуры его расплывались.
Я настойчиво ловил её взгляд.
— Зелёные джунгли, — повторил я. — Которые становились синими и расплывались.
— Ты пытаешься заставить меня вспомнить? — спросила она.
— Это ты тогда говорила. Что цвета могут быть дверьми.
Она грустно покачала головой.
— Все воспоминания стёрлись.
— Мы пришли в детский сад одновременно. Моя мама работала в бухгалтерии «Карлсберга». Поэтому ей удалось устроить в детский сад Симона и его сестру. Ты, Симон и я никак не могли заснуть во время тихого часа. Наши раскладушки стояли рядом. Мы лежали тихо-тихо. Такие тогда были порядки. Другие времена. Но мы не спали. Однажды пришла фрёкен Грове. Она была заведующей, управляющей. Вокруг неё витал ореол благородства. Воспитательницы, как правило, носили форму, она же всегда была в обычной одежде. На пальце у неё блестело толстое золотое кольцо. С большим блестящим камнем. С ней пришла фрёкен Ионна. Молодая женщина, она занималась уборкой. Они стояли, глядя на нас. «Они так и не заснут, — сказала фрёкен Ионна. — Лучше их вообще не укладывать. Пусть гуляют на улице. Не будут никому мешать». Женщины повернулись и ушли. Мы вылезли из-под одеял. Чувствовалось, что дежурная, фрёкен Кристиансен, заместительница заведующей, была недовольна. Ведь это нарушение правил. Мы вышли на улицу и уселись на освещённой солнцем скамейке. Это было наше первое собрание. Мы создали клуб. Клуб неспящих детей.
«Фрекен Смилла и ее чувство снега» — самый знаменитый роман датского писателя Питера Хёга. Написанный автором от лица полугренландки-полудатчанки, он принёс автору поистине мировую славу, был переведён на три десятка языков, издан миллионами экземпляров и экранизирован. Эта книга о том, как чувствует себя в большом городе человек, различающий десятки видов снега и льда и читающий следы на снегу как раскрытую книгу. О том как выглядит изнанка современного европейского общества — со всем его благополучием, неуверенностью, азартом и одиночеством — под пристальным, не допускающим неясностей, взглядом человека иной культуры.
Действие нового романа Питера Хёга — автора хорошо знакомой русскому читателю «Смиллы и ее чувства снега» — происходит в сегодняшнем Копенгагене, вскоре после землетрясения. Знаменитый клоун и музыкант, почитатель Баха и игрок в покер, лишенный гражданства в родной стране, 42-летний Каспер Кроне наделен необыкновенным слухом: каждый человек звучит для него в определённой тональности. Звуковая перегруженность современного города и неустроенность собственной жизни заставляют Каспера постоянно стремиться к тишине — высокой, божественной тишине, практически исчезнувшей из окружающего мира.Однажды он застает у себя дома незваного гостя — девятилетнюю девочку, излучающую вокруг себя тишину, — дар, сродни его собственному…
Питер Хёг (р. 1957) — самый знаменитый современный писатель Дании, а возможно, и Скандинавии; автор пяти книг, переведённых на три десятка языков мира.«Женщина и обезьяна» (1996) — его последний на сегодняшний день роман, в котором под беспощадный и иронический взгляд автора на этот раз попадают категории «животного» и «человеческого», — вероятно, напомнит читателю незабываемую «Смиллу и её чувство снега».
«Условно пригодные» (1993) — четвертый роман Питера Хёга (р. 1957), автора знаменитой «Смиллы и ее чувства снега» (1992).Трое одиноких детей из школы-интерната пытаются выяснить природу времени и раскрыть тайный заговор взрослых, нарушить ограничения и правила, направленные на подавление личности.
Единственная изданная в России антология современной датской прозы позволит вам убедиться, насколько высок уровень этой литературы, и прочувствовать, что такое истинно нордический стиль. Что же объединяет все эти – такие разные – тексты? С проницательностью и любовью к деталям, с экзистенциальной тревогой и вниманием к психологии, с тонким вкусом к мистике и приверженностью к жесткому натурализму, со всей самоиронией и летучей нежностью к миру 23 датских писателя свидетельствуют о любви, иллюзиях, утраченном прошлом, тяге к свету и саморазрушению, о балансировании на грани воды и воздуха, воды и кромки льда.
«Не знаю, кто сотворил вселенную. Но бывает, что в ней начинает не хватать элементарной заботы о тебе!»Новый (2010) роман знаменитого датского писателя, автора «Смиллы и её чувства снега», написан от лица 14-летнего мальчика, сына священника с острова Финё — самого благополучного уголка Дании.Но родители исчезают. Необходимо найти их прежде, чем их найдёт полиция. Помощи от взрослых ждать не приходится, союзники Питера в расследовании — сестра, брат и фокстерьер, если не считать графа Рикарда — потомственного аристократа и бывшего наркомана.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.