— Чем могу быть полезна вам сегодня, адвокат? — спросила Джейн, отгоняя эти мысли.
— Ты помнишь себя четырнадцатилетней, Сандерс?
Она нахмурилась, удивленная не столько банальностью вопроса, сколько небрежным тоном Рональда. Сдержанный и целеустремленный, он никогда не тратил время на пустую болтовню.
— Не очень, — в тон ему ответила Джейн, продолжая наводить порядок на столе.
— Лично я тогда впервые победил на юношеском чемпионате. Обошел своего старшего брата Джеймса. Он был просто измочален, и я решил побеждать его три года подряд.
Джейн попыталась представить себе Рона четырнадцатилетним подростком в расцвете физической красоты, полным неистовой жажды жизни.
— Мне не хочется торопить тебя, Бартон, но меня ждет пациент… Да и шесть минут уже прошли.
Рон посмотрел на часы. Он привык сам определять время и форму общения с людьми, а не наоборот. Джейн, в известном смысле, оказалась для него крепким орешком.
— Позволь мне рассказать одну историю, Сандерс. Это история молодой девушки по имени Мария Гонсалес, дочери сельскохозяйственного рабочего-эмигранта. Четырнадцатилетней девочкой отец продал ее своему хозяину, фермеру из долины Джеку Джекобсу, всего за две тысячи долларов и подержаный пикап.
— Продал? — скептически переспросила Джейн.
Движением руки он отверг ее сомнения.
— Он подписал бумаги, давшие разрешение на брак несовершеннолетней дочери с Джекобсом, за что тот вознаградил Хосе Гонсалеса некой суммой и машиной.
— О, Господи!
Джейн стала слушать внимательно, ее лоб под спутанной медного цвета челкой прорезала морщинка.
— Мария не винила отца. Она сказала мне, что была старшей дочерью, а все восемь детей — ее братья и сестры — вечно были голодны. Кроме того, она устала собирать салат-латук и мечтала хотя бы чуть-чуть пожить в доме с ванной.
Рон перевел глаза на кукольную семью, уютно расположившуюся на маленьком столике. Джейн устроила у себя в кабинете детский уголок, необходимый для игровой терапии. Приятная мизансцена, решил он. Все четко продумано, даже обои со зверюшками на стенах и букетик анютиных глазок в старом заварочном чайнике.
— Однако, — продолжал Рон, осторожно подбирая слова, — Мария не подозревала, что Джек любит покладистых женщин, а старина Джек не знал, что его девственница-невеста — девушка с характером. Когда она взбунтовалась в первый раз, он сломал ей нос. Мария пожаловалась отцу, но Хосе лишь пожал плечами в ответ и сказал, что большинство англичан воспитывают своих жен именно так.
Джейн глубоко вздохнула.
— Она оставалась с этим Джеком, потому что ей некуда было идти?
— В общем, да. После появления на свет третьего сына врач предупредил, что еще одни роды попросту убьют ее. Но Джек, узнав об этом, лишь засмеялся и ответил, что такой исход не станет для него большой трагедией. Что есть у одной женщины, то есть и у другой, а в темноте все они одинаковы.
— Таких надо расстреливать! — воскликнула Джейн.
— Вот и Мария была того же мнения. Она зарядила дробовик мужа и стала поджидать его в амбаре.
Рука Джейн, поднявшаяся к горлу, на мгновение задержала на себе взгляд Рона.
— Она убила его?
— Убила бы, если бы он не был здоров, как бык. Ублюдок всего-навсего пролежал месяц в больнице.
Рон как всегда старался казаться невозмутимым, но Джейн кожей чувствовала, как он разгневан.
Он был одним из самых загруженных работой адвокатов по уголовным делам в Сакраменто. Не потому, что гнался за деньгами, а потому, что никому не мог отказать в защите.
Нежная душа в шкуре большого злого волка — вечно подшучивал над другом детства Алан Чейн. Соперники Рона из окружной прокуратуры отзывались о нем, как о бессердечном сукином сыне, но втайне уважали за мужество и неподкупность.
— И ты собираешься взяться за ее дело? — спросила Джейн.
— Я уже взялся. Больше двух лет назад.
— И что произошло?
— Суд не устроили мотивы самозащиты. Если бы обвиняемая схватилась за ружье в состоянии аффекта, тогда… — Рон пожал плечами. — Словом, ей дали восемь лет тюрьмы, а Джек получил развод и полную опеку над сыновьями.
— Иногда плохой прицел — большая удача.
Рон криво усмехнулся.
— Она сказала, что закрыла глаза прежде, чем спустила курок. Боялась вида крови.
Джейн вспомнила ярко-красные следы на ковре в квартире, где они жили с мужем. После смерти Роберта хозяин сменил ковер, но Джейн мерещилась кровь всякий раз, когда она входила в спальню. В конце концов пришлось переехать, но и это не помогло.
— Как долго Мария находилась в тюрьме? — заставила она себя задать вопрос.
— Около двух лет. Вполне достаточно, чтобы забеременеть. Она родит через неделю или около того.
— А кто отец?
— Хороший вопрос. Я бы поставил на одного из охранников, но Мария отказывается назвать имя.
Отчаяние и гнев застыли в его глазах — отчаяние и гнев, вызванные собственным бессилием.
— Может быть, она любит этого человека и не хочет, чтобы он пострадал? — нерешительно предположила Джейн.
Рон скептически нахмурился, и она поняла, что он думает о любви.
— В записке, которую я получил от тюремного врача, говорится, что Мария на грани нервного срыва, и поэтому я здесь.
— Но, Рон, я не работаю со взрослыми! Только с детьми.
