Твёрдость по Бринеллю - [74]

Вера обнаружила, что она все еще в одном купальнике и что чертовски замерзла. Надо что-нибудь найти, одеться. Преодолевая отвращение, она открыла дверцу каюты.

— Наташа, подай там что-нибудь одеться!

— Не могу… — проохала в ответ подруга. — Вон Володя подаст…

Из дверцы высунулась рука Володи с курткой и спальником — тем, что под руку попалось. На Володе Вера заметила ярко-желтый спасательный жилет…

С блаженством Вера натянула на голое тело куртку и подсела к Ване.

— Суй ноги сюда.

Она сдернула с него «обутку» и натянула на ноги спальный мешок.

— Подпрыгни! Подвязать бы еще чем…

— Ничего, ветер встречный, не сдует.

— Ваня, а на яхте есть спасательные жилеты?

— Две штуки, они в рундуке.

— Были, — хмыкнула Вера.

Она заняла свое место.

Время в мире перестало существовать. «Вперед, вперед», — только и стучало в мозгу Веры. Куда вперед — в открытое море или в залив, домой, — Вера не задумывалась. Не задумывалась и над тем, откуда взялся этот страшный шторм, о котором никто ни сном ни духом не ведал, и которого никто не ждал. Знала она только то, что шторма в Белом море довольно коварные из-за его мелких глубин — волны бьют со всех сторон, хаотично, непредсказуемо; попасть в такой шторм страшно — можно из него и не выйти. А они попали… В первый раз на яхте — и сразу в шторм… Странно, ужасно, непонятно все это, такого не должно было случиться.

«Запретный» берег был не виден. Да и негде там было укрыться — ни одной бухты в нем, только каменистые устья речек. Капитана они мало интересовали — он правил вперед, ведь дом теоретически был так близок…

А яхта, хоть, заваливаясь, чуть ли не черпала парусом воду, казалась непотопляемой. «Ничего себе мыльница», — изумлялась ей Вера. Она была так легка, послушна и настолько свободно преодолевала эти гигантские волны, что казалась Вере уже частью этого огромного волнующегося моря, как пена непотопляемой и «в доску» для него своей. Она с ним не боролась — она с ним сосуществовала. Эту причастность, слияние с морем, стихией, природой, Вера ощущала и в себе. Сильнее впечатления она никогда в жизни не испытывала…

***

Силуэт далекого громоздкого судна постепенно приближался. Теперь из-за волн иногда появлялись не только трубы, но и часть его корпуса. А ветер окреп еще сильней.

— Надо приспустить стаксель! — скомандовал капитан своему матросу.

На словах он объяснил Вере, что надо сделать. Вера, отмотав фал, приспустила носовой треугольный парус. Его тут же заполоскало. Яхта еще хуже пошла на ветер.

— Поднимай назад! — крикнул Ваня.

Вера попробовала… но ее сорока девяти килограммов не хватило, чтобы натянуть парус, преодолеть сопротивление ветра. Но упасть парусу она не дала. Намотав фал на руку, она всей тяжестью повисла на нем, сделав из руки нечто вроде живого кронштейна.

Сколько часов она провела в таком положении, она не знала, но вот уже и судно — его уже можно было рассмотреть в морочном свете нового утра — они оставили далеко по правому борту, вот уже и ветер стал как будто ослабевать… Удалось подтянуть стаксель, яхта пошла ровнее. Вера расслабилась. Снова почувствовала, как холодно, и…

— Ваня, мне бы побрызгать надо за борт… Что делать?

— Садись рядом со мной, обними за шею… Да держись покрепче, чтоб не упасть, — помог ей Ваня.

Вера так и сделала. Спустила штанишки и, сидя на транце, как на привычном унитазе, обнимая капитана за шею и чуть ли не касаясь волны, помочилась в этот суровый и коварный океан, который не сумел сегодня их взять…

Из утренней дымки наплывал по правому борту их родной город. Снова, как ни в чем не бывало, прямо по курсу начинало сквозь дымку сиять солнце, которое встает над горизонтом в три часа утра. Вера почувствовала, как пекут его лучи обветренное лицо и, подобрав с лавки влажное полотенце, обмотала им голову. Они углубились в губу, пошли ближе к берегу — и волны улеглись совсем; ветер, дувший из-за мыса, сюда не достигал.

— Смени меня, я чуть-чуть отдохну, — попросил Ваня. Он завел мотор, и Вера села за руль.

— Правь вон туда, — он указал рукой.

Спустив паруса, обессиленный Ваня рухнул на скамью, закрыл воспаленные глаза. «Бедный, он же сегодня почти не отдыхал, скоро сутки, как сидит за рулем… Вон глаза какие красные…» — пожалела его Вера. Неприятно кольнуло воспоминание о Володе: «Мужик тоже называется… Помощи — никакой… Шторма и не видел…» Веру не покидало ощущение, что в яхте всю ночь они были вдвоем: только капитан и она — матрос Вера…

Хоть и усталая, она уверенно держала румпель. Откуда силы брались! Яхта шла медленно, но устойчиво, постепенно приближаясь к городу.

Из каюты позеленевшая, скрюченная перманентной мутотой, вылезла на воздух Наташа, упала на скамью. На противоположной от нее, в спальном мешке, тоже скрючившись, кто-то лежал. У руля сидело… нечто: баба не баба, мужик не мужик, голова чем-то замотана…

— Верка! У тебя чего с мордой-то?

— А чего?

— Она у тебя как помидор — красная и блестит. И глаза такие же. А губы — как у негра после засоса.

— Да ты че… А я и не вижу. Думаю, не изменилась, все такая же…

— Да-а, красотка. А я как?

— Тоже как помидор, только зеленый… квашеный.