Твёрдость по Бринеллю - [106]

Мужик махнул рукой сзади, отбивая руки Марии в сторону, но она снова вцепилась в зеленую полу и продолжала тащить его из автобуса.

— До завода тебе пять минут ходу, а нам до конечной надо, из-за тебя ребенок в школу опоздает, пусти его сейчас же!

Но мужик, решив отделаться от назойливой бабы, наугад лягнул ее ногой в тяжеленном кирзовом ботинке, и попал Марии прямо в грудь. Охнув от боли, она откачнулась, недоуменно посмотрела на парня и… сорвавшись чуть ли не на визг, разразилась ругательствами:

— Ах, ты… — дальше следовали нецензурные, обидные эпитеты, — пинаться, долбоеб несчастный, дубина стоеросовая, ты еще пинаться?!

Мужик ошалело посмотрел на бабу, которая, получив ботинком, никак не хотела убираться, а он никак не мог втиснуться поглубже в автобус, водитель из-за этого не мог закрыть дверей и чего-то ждал, а пассажиры автобуса внимательно слушали ругань Марии и, казалось, не дышали. Мария тоже заметила, что автобус чего-то ждет и дверей закрывать не собирается… И в этой странной, вынужденной паузе, прервавшей всеобщую суету и спешку, она произнесла страшное, рожденное бессилием и идущее из глубины души пожелание:

— Пинаться, значит? Это тебе так не пройдет… — Мария ярко представила цех, в котором, наверняка, трудится парень, — все цехи на их заводе как-то похожи один на другой, с их железным лязгом, козловыми кранами, тяжелыми грузами. — Пинаться? Так знай: сегодня же ты получишь за свой поступок в лоб — да, именно в лоб, — да так, что на всю жизнь запомнишь это!.. — она погрозила ему рукой.

Видимо, слова были сказаны с такой силой, что парень испугался:

— Ты что, дура, чего говоришь-то? Чего я такого сделал?

— А вот то и сделал, говнюк. Поймешь, когда сам получишь!

Мария увидела испуганные, удивленные лица людей, глазевших на нее сверху вниз из автобуса, и отошла, все еще негодуя, от дверей. Кое-как закрывшись, автобус тронулся и пополз дальше.

В следующий автобус Мария Катюшку затолкнула. Маленькая, с огромным ранцем, скрючившись на первой ступеньке под задницами взрослых пассажиров, гроздьями висевших в дверях, уже опаздывая в школу, Катюшка уехала, прижавшись губами к дверной щели, — авось да до следующей остановки не задохнется, и ее не расплющат, хотя именно на нее навалится вся людская масса, когда автобус будет делать правый поворот на площади…

С больным сердцем, полностью разбитая, Мария пошла назад, домой. Она только молила Бога, чтобы ребенок как-то выдержал напор людей до следующей остановки. Там, у завода, все выйдут, и дальше будет легче, можно будет даже сесть… Но на урок Катюшка все равно уже опоздала.

Она поднялась на свой этаж, все еще физически ощущая себя на месте дочери, зажатой чужими задами в автобусе, и тут вспомнила про парня, которому она сегодня открыто, не скрываясь, пожелала зла. Она, которая и мысленно людям зла никогда не желала. Бывало, боролась с негодяями, сволочными людишками, но зла желать, а тем паче смерти?.. «Господи, зачем я его так? — ужаснулась Мария. — Фу, как нехорошо… Как же я так — человеку проклятье послала, да еще при всех, да еще вслух? Стыд-то какой… Дикость!»

Удар каблуком в грудь она уже забыла — боль от него притупилась. Не сильно трогало ее и то, что она принародно разразилась матерной бранью, — кого сейчас этим удивишь… Но то, что она пожелала человеку несчастья, вдруг, сразу начало мучить ее. Ей даже стало жаль парня: а вдруг ее проклятье сбудется? Да она точно знала, что сбудется, и он в самом деле получит сегодня «в рог» — иначе бы и желать не стала. Но разве она хотела этого?

Мария бросилась на неубранную еще постель и застонала от раскаяния сквозь зубы: сделанного уже не вернешь… Зачем она выкрикнула это ему, зачем? Ведь в жизни своей она уже успела убедиться, как действует простое слово, да даже одна только мысль! Они — МАТЕРИАЛЬНЫ. Стоит пожелать человеку зла — и оно сбывается, но тут же, и точно так же, возвращается к тебе назад. Даже — если пожелать зла косвенно: стоит кого-то высмеять, осудить (пусть даже справедливо) — все те же самые слова вернутся к тебе, хотя, может быть, и не сразу. А обычная поговорка Марьиной матери «Позади пойдешь — все подберешь» действует в жизни как закон сохранения энергии: все зло, все поступки, сотворенные тобой, к тебе же потом и возвращаются. Может быть, добро тоже, но зло как-то более заметно, лучше запоминается… А уж если кому-то в сердцах, да вслух, недоброго пожелаешь — считай, что подписала человеку приговор: сбудется, стопроцентно сбудется!

Поэтому Мария и терзалась сейчас своим ужасным поступком: зачем, зачем она пожелала парню уродства? Кто ей это позволил? Добро бы не знала она этого закона жизни, а то ведь ЗНАЕТ! С полным, так сказать, сознанием решила парня словом наказать. И ведь — накажет!.. И она снова и снова казнила себя и жалела детину. Ей было так тяжело, так она сожалела о содеянном ужасном поступке, что ощущала страдание физически: тело ломало, крушило совестью, давило раскаянием, как жерновами. Зачем, зачем, зачем она это сделала? Как осмелилась, и кто уполномочивал ее наказывать людей, призывать на их голову кару? Тем более, Мария, к ужасу своему, сознавала: тяжесть желаемой ею кары превышает тяжесть проступка парня! Но она не сдержалась. Как она могла?!