Твердая порода - [8]

— В самом деле, что это за книга такая — БУП?

— Неучи! — презрительно усмехнулся Фархутдин. — Эту ж книгу знают миллионы! БУП — это «Боевой устав пехоты»!

Раздался взрыв хохота. Фархутдин, наслаждаясь общим вниманием, невозмутимо курил.

— Ну, а дальше-то? Дальше что было?

— Дальше? — Фархутдин пустил дым под козырек кепки. — Дальше она перестала говорить о книгах. Как рукой сняло! Видимо, убедилась, что я человек действительно образованный, и не стала задавать своих тонких вопросов.

— И все же она тебя бросила, — равнодушно сказал Мутгарай.

— Благодаря тебе, дураку! — заорал на него Фархутдин. — Из-за него все, ребята! У-у, мешок с овсом!

— Да ладно тебе! — взялись успокаивать его. — Ты рассказывай, как получилось, не тяни.

— У, кисель! — уже добродушно проворчал в адрес Мутгарая рассказчик и обвел всех притворно-печальными глазами. — Ладно, слушайте. Раз после вахты прихожу я с той девушкой в кино. Одежда приличная, чистая, ботинки новые, галстучек шнурочком. А жители села — и откуда уже успели все узнать? — меня величают только «товарищем инженером». Дескать, садитесь сюда, товарищ инженер, здесь вам будет удобней, товарищ инженер! Сел я на самом видном месте, с девушкой под ручку, веду соответственный моему положению разговор. В это время, как черт в дегте, прибегает — кто б вы думали? — вот он, Мутгарай! И мазутными руками хватает меня прямо за грудки. «Паразит! — орет. — Почему ушел, не почистив буровую? Иди, тебя ищет мастер, он отпустит тебе по норме!» Клянусь аллахом, я был готов сквозь землю провалиться, заползти в какую-нибудь щелочку, как таракан…

Выждав, пока буровики отсмеются, Зубаиров спросил, сдерживая улыбку:

— Если сказать правду, Фархутдин, с лица ты не больно красавец, да и фигура у тебя подкачала. Не ахти и грамотен ты. Но за что же любят тебя девушки?

Фархутдин ни на секунду не задумался.

— А за зубы! — засмеялся он, пытаясь ладонью прикрыть рот, чтоб не показать своих разнокалиберных, вкось и вкривь посаженных зубов. Все снова захохотали, потом молчаливый Миша Кубрак сказал:

— А я думаю, за язык, который у него никогда не устает.

— Тоже верно! — подхватил Фархутдин. — Девушки не любят такой рот, который, подобно Карабашскому магазину, открывается на три минуты в сутки…

— Ладно, ребята, пора отдыхать, — посерьезнев, сказал Зубаиров. — Завтра с утра за работу.

— И что за жизнь! — тоскливо протянул Фархутдин и лениво поднялся. — В армии донимал старшина, здесь мастер покоя не дает! Буду ль я жить на свете без команды? Скорей бы жениться, чтоб тоже кем-нибудь командовать.

Буровики, посмеиваясь, разошлись по палаткам.

3

Зубаиров до полуночи разбирал документы бригады, справочники, копии ведомостей, описей, карты. Полторы свечи сжег. И уже глаза слипались, когда наткнулся он на заветную бумагу — сложенную четвертушкой геологическую карту первого в его жизни месторождения. Карта была в мазуте, грязи и почти распадалась по сгибам. Вот уже четыре года Зубаиров бережно хранил ее, возил всюду с собой, никак не мог расстаться. Вот она, в центре черного пунктирного обвода, большая красная точка — первая скважина Фазыла Зубаирова, пробуренная на Вишневой горе, где он сразу после окончания института работал помбуром.

Вспомнилась невысокая пологая гора, у подножья которой располагалась небольшая деревушка. Жители Ромашкина эту гору называли Вишневой. Возможно, там когда-то и росли вишни, но в то время на ее склонах белели только бесчисленные снежно-белые ромашки. Самая обыкновенная гора, таких тысячи на татарской земле…

Утро 16 июля 1948 года Зубаиров на всю жизнь запомнил, хотя этот день был совсем обычным, Как всегда, над Вишневой горой поднялось солнце, в дубняке куковала кукушка, в сельском пруду, перебивая друг друга, квакали лягушки, вставшие с рассветом женщины уже подоили коров, отогнали скотину на выгон. Над соломенными крышами изб клубились дымы. Ну, самое что ни на есть стандартное, рядовое летнее утро.

Однако это утро стало необыкновенным в судьбе молодого нефтяника Зубаирова. Да разве одного Зубаирова? Нет, это было великое событие! В то утро на Вишневой горе ударил первый фонтан большой татарской нефти. Счастливый, испачканный с ног до головы маслянистой жидкостью Зубаиров, еще не осознав, что же на самом деле произошло, несколько растерянно наблюдал, как бьющая из глубины двух тысяч метров нефть стекает по склону Вишневой горы в небольшую речку. И с этого обыкновенно-необыкновенного июльского утра ничем не выделявшаяся деревушка Ромашкино, ее скромная Вишневая гора с цветами на склонах вдруг как-то прямо на глазах сделались ключевой точкой обширного края. О Ромашкинском месторождении, так его стали сразу же называть, первой узнала деревня, потом район, республика, вся страна и весь мир…

И, главное, не только Ромашкинская скважина сулила большие надежды — не сидели сложа руки буровики-разведчики в других местах. Вскоре неподалеку от Вишневой горы, за деревней, ударил фонтан нефти из скважины номер десять. Не успели привыкнуть к этому, как начала давать топливо скважина, пробуренная прямо на картофельных огородах соседнего села. Осенью нашли нефть рядом с селом, на болоте, до этого известном только гнилым своим запахом. И тут же в трест пришел рапорт с буровой, расположенной в лесу: «Ударила нефть. Суточный дебит шестьсот тонн».