Твари в пути - [3]

Ильдиар вспомнил рассказы своего лживого спутника:

— Все три сущности, из которых сотворены асары?

— Так и есть… — Пустынник вдруг выразительно поглядел на своего пленника. — Знаешь, мой дорогой друг, — сказал он, — в мое сердце вдруг проникла заноза милосердия, и ее не извлечь оттуда даже теми клещами, которыми ифриты вырывают глаза про́клятых. — Бархатистая витиеватость асарской речи изменилась под стать новому Сахиду Альири: слог, хоть и не перестал быть излишне велеречивым, приобрел угрожающие и жестокие оттенки. Это были не более чем разукрашенные пестрыми красками и расшитые золотыми нитями издевки и насмешки.

— Неужели? — сжав зубы, процедил паладин.

— О! Это истинная правда. Видишь эти дорожные мешки? Видишь эти серебряные песочные часы у меня на поясе? Я буду нести мешки ровно четыре оборота склянок. А после… советую тебе отыскать в себе силы, потому как нашу поклажу волочить будешь ты. Заноза милосердия заставляет меня дать тебе время. Я позволю твоим ногам привыкнуть к моим пескам, глазам — к ветру, а душе свыкнуться с участью.

Асар поднялся, отряхнул песок с одежды, аккуратно сложил ковер, на котором сидел, и спрятал его в один из мешков. После этого вытащил саблю из ножен и осторожно подошел к паладину. Тот было дернулся, но острое лезвие оказалось у его горла быстрее, чем клыки бросившейся кобры. Не отводя взгляда, не стирая с губ усмешки и не позволяя пленнику пошевелиться, асар склонился и свободной рукой освободил ноги Ильдиара. После чего он прошипел: «Руки», и когда пылающий яростью паладин протянул их, он принялся умело обвязывать его запястья. Тонкие пальцы стремительно замельтешили, будто в танце, обвивая кисти пленника, плетя петли и затягивая узлы. Было видно, что подобный трюк ловца удачи — управляться с веревкой лишь одной рукой, угрожая при этом оружием другой, — отработан годами и щедро омыт слезами несчастных.

— Не пытайся бежать, не пытайся играть со мной, — угрожающе зашипел Сахид Альири, и в его голосе больше не было ни намека на веселость. — Я способен вырвать твое сердце одной рукой, держа тебя за горло другой.

Когда кисти Ильдиара были крепко обмотаны, асар стал пятиться. Он спрятал саблю в ножны, подобрал дорожные мешки, увязанные между собой, и забросил их себе на плечо. После этого, будто позабыв о пленнике, он стал спускаться с бархана; за ним разматывалась веревка. Конец ее был вплетен в узел на запястьях чужеземца, и, когда веревка натянулась, упомянутый чужеземец был вынужден встать с земли и поплестись следом, спотыкаясь на каждом шагу, так как ноги не слушались его как следует. Ильдиар де Нот, граф Ронстрада, напоминал сейчас побитого бродячего пса, которого долгое время держали в слишком тесной для него клетке, а после повели на живодерню.

«О, заноза милосердия! — думал он и отчаянно пытался изобрести способ спасения. — Проклятый лицемер…»

И все же ноги действительно постепенно привыкали к ходьбе, они не так уже увязали в песке, спотыкаться Ильдиар стал реже. Да и прятать лицо от порывов ветра, несущих в глаза песок, он постепенно научился.

— А где наши кони? — Пленник брел в нескольких шагах за пустынником. — Почему мы не можем ехать верхом?

Сахид Альири огляделся по сторонам, всматриваясь в осыпающиеся на ветру склоны барханов, как показалось Ильдиару, несколько пристальнее, чем следовало.

— Кони — это слишком большая и сочная приманка кое для кого. В этих краях обитают фаланги. Ты ведь слышал о них?

Граф де Нот не слышал, и то, что он никак не прокомментировал сообщение о фалангах, лишь еще больше возбудило в его спутнике желание продолжить, словно он решил поиздеваться над ним сильнее, добавив к незавидному положению пленника еще и страх:

— О, это поистине жуткие твари. Огромные хищные существа, зловещие, как сонм кошмаров, и отвратительные, точно истинные лица ифритов. Видом своим они походят на пауков, но нет среди рода Эракана, Паучьего Отца, таких мерзких исчадий. Если ты, паладин, увидишь, как дрожь сотрясает бархан, а песок из его склона льется, словно река, можешь начинать молиться своим северным богам. Эти чудовища очень хорошо прыгают, набрасываясь на жертву, но еще быстрее бегают. У фаланг бурое веретенообразное тело и восемь суставчатых конечностей, которые сплошь покрыты длинными жесткими волосами, отчего их облик кажется еще более отвратительным. Поймав тебя, Ильдиар де Нот, фаланга сначала разомнет твое тело своими жвалами, после чего впрыснет в тебя ядовитый сок и оставит твой труп подгнивать в пустыне, чуть присыпав песком, чтобы вернуться на следующий день и пообедать тобой, как следует приготовленным.

Щедрое описание этих монстров и особенности их питания заставили Ильдиара вздрогнуть. В этот миг ему показалось, будто со всех сторон раздается мерный, тягучий шепот, словно сами барханы исходят судорогами, и вот-вот оттуда на свет полезут огромные твари.

— В тебе слишком мало крови, чтобы пробудить их ото сна, — усмехнулся пустынник. — Ты можешь ничего не бояться, паладин. Со мной тебе ничего не грозит…

* * *

Шел третий день скитания по пустыне. Яркое и жестокое солнце неспешно поднималось на востоке, озаряя песчаные дюны причудливыми узорами. Вслед за солнцем пришла жара, вслед за жарой — горячий ветер, а вместе с ветром — проклятая пыль. Начиналась песчаная буря: ветер все усиливался, и мерзкий поземок грозил перерасти в настоящую желтую метель. Каждый новый вдох, даже через намотанную на лицо повязку, отзывался мучительной болью в легких, вызывая удушающий кашель, мешая идти. Видимость заметно ухудшилась.