Твари творчества - [32]

Глава 19. «Монтажная»

Я все еще вопила на одной ноте, как вдруг прозвучала команда: «Стоп!» Все это происходило у него дома, но и там он держал хлопушку наготове. Он потянулся за ней, и сам себе и мне скомандовал: «Снято!» И положил мне на лицо хлопушку. От неожиданности и испуга я замолчала.

Уходя в монтажную, он сказал: «Сцена любви должна длиться не более тридцати секунд — таков телевизионный формат».

Какое-то время я лежала. Кругом было очень тихо. Он не возвращался. И вдруг я услышала тихий смех. Как колокольчик Он был мне чем-то очень знаком. Я прислушалась. И узнала этот смех. Это был мой смех. Только я не смеялась. Смеялся кто-то другой, моим смехом. Я собрала все силы и поднялась. Дверь монтажной была слегка приоткрыта. Он забыл ее запереть. А может, не захотел. Я позвала его, прежде чем войти. Но он не ответил. Тогда я толкнула дверь, она медленно открылась. Он сидел перед экраном, на котором была моя копия. Она смеялась. Я подошла ближе и прошептала: «Я люблю тебя… Я живая, брось ее… Ее нет, она призрак!» На мгновенье он открыл глаза, окинул меня взглядом. Затем перевел взгляд на нее и счастливо улыбнувшись, уткнулся в ее грудь лицом, отчего она снова засмеялась. Он не видел и не слышал меня, словно меня не было. Я стала для него невидима. И с этого момента я начала умирать. Только теперь по-настоящему.

Всю ночь и весь следующий день я провела, как в бреду. Меня никто не трогал, не звал, не искал. Он уехал на работу… и не вернулся. Я ждала день, два, три.

Потом я решила уничтожить все, что напоминало Детку. Сожгла парик, одежду, выбросила грим. Но было уже поздно. Я не смогла избавиться от нее.

Вся моя жизнь была связана с Деткой. А другая стерлась из памяти. У меня ничего не осталось.

На пятый день он пришел. Это было самое страшное. Он ходил по дому, занимался своими обычными делами, лежал на диване, слушал музыку, мылся в ванной. Я следовала за ним, пытаясь заговорить. Но он меня не слышал и не замечал. Стены давили на меня. Я больше не могла оставаться в его доме. Но прежде, чем уйти навсегда, я решила пробраться в его монтажную.

Как только его машина отъехала от особняка, я пробралась в кладовку. Поначалу мне пришлось долго возиться с замком, но после огромных усилий дверь открылась. Небольшая комната была заполнена полками, на которых стояли металлические коробки с пленкой, коробки с кассетами и дисками. Встав на стул, я вынула сверху первую попавшуюся кассету. Сдула слой пыли. Увидела надпись: «Эмоции». Включила монитор, — на экране замелькали улыбки, смех, слезы, вздохи, крики. Я стала брать одну за другой кассеты. Это были сцены из жизни, документальные кадры, фрагменты репетиций многолетней давности. Одним словом, дубли и срезки, не вошедшие в финальную версию автобиографического сериала».

Лиза сделала паузу, чтобы перевести дух. Она вынула из кармана платочек и промокнула выступившую на лбу испарину. Потом спросила: «На чем я остановилась?» «На дублях, — подсказала я ей, — то есть на срезках, не вошедших в финальную версию… Что там, на этих срезках?»

«Всякое… — она поморщилась, — много некрасивого. Потасовки, напоминающие секс, и выяснение отношений. Многие актеры просили накормить их, дать им пирожок с мясом, творожник… Просили отпустить к маме, в деревню, подышать свежим воздухом. Жаловались, грозились никогда больше не давать автографы, изуродовать себя, отказаться от своего псевдонима. Те, что постарше, просили вернуть им что-то. Вроде: верните мне мое лицо, мое честное имя, мои мысли. Были даже такие, кто просил вернуть им их возраст: морщины, даже целлюлит. Очевидно, это были жертвы пластических операций. Почти все говорили о заговоре критиков и журналистов, следующих за ними по пятам. Об их лжесвидетельствах в прессе, называли их иждивенцами и кровососами. Обещали разоблачить заговор.

Некоторые дрались. Просили называть их по имени. Кто-то говорил, что видит своего двойника и что он его боится…

Среди них было много узнаваемых лиц, актеров, ставших известными. Я поняла, что это те, кто не выдержал, и сорвался. И что все они уже давно покойники, а работают за них их дубли. Тяжелее всего было видеть, как одна женщина повторяла: «Умираю, умираю!» А он все говорил: «Мало, давай еще!» И она умерла прямо в кадре! Помнишь актрису, которая стала известна, снявшись в первом отечественном триллере? Она еще пела своим голосом и потом скоропостижно скончалась?» Лиза взглянула на меня, ожидая подсказки.

Я судорожно стала перебирать в уме все возможные кандидатуры. «Своим голосом… скончалась? Да ведь многие скоропостижно скончались… Но, если триллер, может, Ольга Сергеева?» Но Лиза уже переключилась на более важную для нее фигуру — режиссера.

«Наверное, он боялся после этого случая иметь плотские отношения с настоящими актрисами», — произнесла она задумчиво.

«Очень вероятно, — согласилась я. — А что с твоей любовной сценой, ты ее нашла?»

Лиза вздохнула: «Да, она тоже была там. Он выбросил ее в корзину.

Я выкрала ее, прихватив с собой еще какие-то кассеты, что попались под руку. Первое время я носилась с ними, спала в обнимку с пленкой… Я так хотела сделать что-нибудь, чтобы вернуть себе этот крик Открывала рот, но я больше не смогла так кричать.