Твари Господни - [99]

Ольга достала сигарету, закурила, размышляя над тем, что и как, ей теперь предстояло сделать, и почти машинально включила радио. Слабенький приемник угнанного Форда ловил передачи исключительно на арабском и иврите. Попалась, правда, еще одна станция, вещавшая, судя по всему, с Кипра или Родоса на греческом языке, но ни одной англоязычной волны выудить среди помех не удалось. В конце концов, Ольга остановилась на какой-то, вероятно, все же еврейской станции, крутившей в эфире классическую музыку, и окончательные детали своего нового плана обдумывала уже под увертюру к "Лебединому озеру" Чайковского. И в этот как раз момент какой-то обремененный не малым брюшком тип в черном лапсердаке и широкополой шляпе закрыл наконец ворота кладбища и стал прилаживать к ним толстую цепь с амбарным замком.

Сумерки, между тем, сгустились настолько, что, если бы не жидкий, как китайский чай, свет зажегшихся с четверть часа назад фонарей, здесь стало бы совсем темно.

"Пора", – Ольга помигала левым поворотником, подавая сигнал Антону и Паулю и, дожидаясь их появления, выпила еще немного воды.

– Антон, – сказала она, когда мужчины подошли к машине. – Сходи на кладбище и найди могилу, но перед этим предупреди Оскара. Он пока остается в охранении. Пауль, сядет ко мне в машину и "подержит меня за руку". Я ненадолго. Полчаса, максимум – час.

4

Мысли о Лисе не покидали его весь день. Возможно, виной тому был пережитый накануне стресс, но, не менее вероятно, что драматические изменения, столь неожиданно случившиеся в душе Кайданова, распространялись теперь не только на Рэйчел, но и на всех прочих достойных подобного отношения людей. На Алису, например. Однако, так или иначе, беспокойство, зародившееся в душе Германа по дороге из Мюнхена в Берлин, не проходило, а, напротив, усиливалось. И ближе к ночи ему стало окончательно ясно, что терпеть неизвестность и дальше – "Господи, да что же со мною происходит?!" – он не в силах, и, плюнув на гордость, Герман признался в этом молодой жене.

Однако Рэйчел, как ни странно, его поняла и, не задав ни одного вопроса, сама предложила, сходить в Город.

– Я подержу тебя за руку, – улыбнулась она. – Иди.

Было девять часов вечера. Не лучшее время, если честно, искать кого-нибудь в Чистилище, но Кайданов просто не мог больше ждать.

– Возможно, я задержусь до утра, – сказал Герман, испытывая совершенно незнакомое, вернее, хорошо и давно забытое чувство, когда-то называвшееся смущением.

– Ни в чем себе не отказывай, милый, – улыбнулась в ответ Рэйчел. – Но учти, в половине шестого я тебя выдерну. В восемь ты должен быть в офисе.

– Договорились, – Кайданов обнял Рэйчел и поцеловал в губы.

– Ну уж нет, – сказала она через мгновение, прерывая поцелуй. – Ты уж выбирай, дорогой, или целоваться, или… Иди!

И он пошел.

Начал он, разумеется, с Цитадели. Во-первых, потому что это было самое малоперспективное с точки зрения поисков Лисы место. А во-вторых, по привычке. Куда и пойти в Городе Челу, как не в Цитадель?

Народу там, как и ожидалось, почти не было, и ничего нового про события в Мюнхене, кроме слухов самого бредового содержания, Кайданов от немногих находившихся на базе людей не услышал. Его насторожили только упорно повторяемые "свидетельства" о трех – ну, может быть, все-таки двух – стригах,[52] которые весь этот балаган и устроили. Три или две, или все-таки одна, но указание на пол мага являлось в их практике делом довольно редким и могло означать, что, по крайней мере, одна женщина – "Неужели, Лиса?" – там все же была. Не на сто процентов, конечно, но вероятность такая, если исходить из собственного многолетнего опыта, имелась.

Женщина…

"Лиса?"

Однако была там женщина или нет, о судьбе "безумной колдуньи" никто ничего определенного сказать не мог. Погибла, захвачена, спаслась… Сколько людей – столько версий.

В конце концов, Кайданов плюнул на Цитадель и ушел бродить по Городу. Но ни в Фергане, ни в Сохо, ни на Каскаде, никто ничего нового рассказать не мог. Всюду одно и то же: слухи (не из первых уст), версии различной сложности (в зависимости от интеллектуальных способностей комментаторов), безбожное вранье и детские фантазии. Все, как всегда. Впрочем, среди всей этой пестрой суеты, заметно активизировавшейся с наступлением ночи, Кайданов встретил и несколько вполне серьезных людей, которые, не сговариваясь, повторили ему одну хорошо знакомую истину: "слишком рано для достоверной информации". Вот через несколько дней, когда все немного успокоится, тогда… Но ждать так долго было невмоготу, хотя, судя по всему, ничего другого просто не оставалось.

Побродив еще немного по Итальянской площади, Кайданов спустился к Торжищу и хотел было уже уйти домой, когда неожиданно вспомнил подслушанный – вполуха – в харчевне Клары обрывок разговора.

"Кофейня Гурга! Как же я мог забыть?" – он посмотрел на узкую улицу-лестницу, взбиравшуюся в теснине плотно сжавших плечи старых домов в Верхний город к месту Иакова, и мысленно пожал плечами. Новость была, что и говорить, весьма неординарная, и то, что он ее едва не пропустил, объяснялось только тем, что голова Кайданова была занята другим.