Тузы за границей - [179]
Из представительства ТАСС неподалеку от Флит-стрит Поляков в одиночку отправился в гостиницу «Гросвенор-хаус» на одном из знаменитых английских черных такси – на самом деле автомобиль принадлежал посольству – по Парк-лейн в Найтсбридж, а оттуда на Кенсингтон-роуд. Было утро рабочего дня, и такси едва ползло сквозь плотный поток машин и людей. Солнце уже встало, и утренний туман начинал рассеиваться. Занимался погожий весенний лондонский день.
В «Гросвенор-хаус» Полякову пришлось объясняться с несколькими охранниками в форме, он также отметил присутствие и еще нескольких в штатском. Его пропустили к стойке консьержа, где он, к своему неудовольствию, увидел молодую женщину вместо всегдашнего старого служителя. Она даже внешне походила на новую цербершу председателя КГБ.
– Если я позвоню, меня соединят с этажами, где разместили делегацию?
Женщина нахмурилась. Присутствие в гостинице американских тузов явно не афишировалось, но Поляков упредил ее вопросы, протянув ей свои документы, в том числе удостоверение репортера ТАСС. Проверив их – во всяком случае, все они были подлинными, – она проводила его к телефонам.
– В такой час вам, возможно, не ответят, но это прямые линии.
– Спасибо.
Он подождал, когда останется в одиночестве, потом попросил оператора соединить его с апартаментами, номер которых уже разузнал один из посольских мальчиков на побегушках.
– Да?
Поляков не ожидал, что голос изменится, и все же удивился, что он все такой же.
– Давненько мы не встречались… Танцор.
Долгое молчание в трубке не стало для Полякова неожиданностью.
– Это вы, да?
Он был доволен. Танцор еще не забыл, чему его учили, и вел себя так, как будто это был ничего не значащий разговор.
– Разве я не обещал, что когда-нибудь навещу вас?
– Что вам нужно?
– Встретиться с вами, чего же еще? Повидаться.
– Это неподходящее место…
– У подъезда ждет такси. Оно там единственное.
– Я спущусь через несколько минут.
Поляков повесил трубку и поспешил в такси, не забыв еще раз кивнуть служащей гостиницы.
– Дозвонились?
– Да. Спасибо.
Он юркнул в такси и закрыл за собой дверцу. Сердце у него колотилось.
«Бог ты мой, – подумал он, – я веду себя как юнец перед свиданием!»
Вскоре дверца открылась. Полякова обдало запахом духов Танцора. Он протянул руку на западный манер.
– Доктор Тахион, полагаю?
Водителем был молоденький узбек из посольства, чьей непосредственной специальностью был экономический анализ, но самым главным достоинством было умение держать язык за зубами. Полное отсутствие с его стороны интереса к деятельности Полякова и необходимость лавирования в плотном потоке лондонского дорожного движения позволяли Полякову с Тахионом рассчитывать на то, что их разговор удастся сохранить в тайне.
Дикая карта Полякова никак не проявлялась внешне, поэтому никто не заподозрил в нем ни туза, ни джокера. Впрочем, он и пускал свои способности в ход всего-то дважды.
Впервые это произошло затяжной суровой зимой сорок шестого – сорок седьмого года, в следующую же после распространения вируса зиму. Поляков, который Великую Отечественную войну провел замполитом на уральских военных заводах, был тогда старшим лейтенантом. Когда фашисты капитулировали, московский центр направил его в часть по борьбе с повстанческим движением украинских националистов, которые воевали на стороне немцев и складывать оружие не собирались. (Окончательно их сопротивление было подавлено лишь в 1952 году.)
Там Поляков попал под начало настоящего головореза по фамилии Сувин, который как-то спьяну проболтался, что во время сталинских репрессий был на Лубянке палачом. Сувин не на шутку пристрастился к пыткам – такова была реакция на работу, при которой человек вынужден каждый день стрелять в затылок своим же товарищам по партии.
Однажды вечером Поляков привел к нему на допрос украинского парнишку. Сувин, уже изрядно навеселе, принялся выколачивать из мальчишки признание, что было пустой тратой времени: паренек уже признался в том, что воровал еду. Но Сувину во что бы то ни стало хотелось связать его с повстанцами.
Практически единственное, что помнил Поляков о том дне, – это усталость. Как и все советские люди, включая и самых высокопоставленных лиц, в тот год он частенько недоедал. Это утомление, а не чувство сострадания, со стыдом вспоминал он сейчас, двигало им, когда он оттолкнул садиста от пленного паренька. Сувин набросился на него; завязалась борьба. Придавленный к полу, Поляков каким-то образом ухитрился дотянуться до горла своего противника. Надежды задушить его не было – и все же Сувин внезапно покраснел, даже побагровел, и в буквальном смысле вспыхнул.
