Тутанхамон - [15]

Тутанхамон поднял глаза. В дверях стоял слуга, спешивший что-то доложить.

— Прибыл царь Куша, — поклонился он.

— Проси его. — Общение с человеком, которого нечасто видишь, иногда благотворно действует на состояние души.

Вошел кушский царь, поклонился.

— Да будешь ты жив и здоров, цел и невредим, о великий повелитель Небхепрура. Пусть сохранит тебя Амон для могущественного Египта и для его верных рабов, — воскликнул прибывший.

— Рад тебя видеть, царь. — Небхепрура в знак уважения и приветствия чуть склонил голову. — Как ты доехал?

— Когда твой гонец прибыл ко мне, повелел спешно готовиться и, не задерживаясь, примчался к тебе. Рад услужить тебе, Небхепрура. — Он вновь поклонился.

— Я доволен тобой, царь. И мне нужна твоя помощь. Завтра я выступаю против Сирии. Рассчитываю на десять твоих дружин. Поможешь?

— Но у меня их всего восемь.

Тутанхамон испытующе поглядел на царя Куша. Похоже, не обманывает.

— Хорошо. Одну — охрану Куша. Остальные послезавтра в полдень должны быть под Карнаком, куда подойду я. Помнишь равнину, где провел свое последнее сражение Сменхкар?

— Помню, великий Небхепрура.

— Кстати, — Тутанхамон встал и взволнованно стал прохаживаться. — Мне нужны щиты. Не деревянные, а настоящие, бронзовые. И, чем больше, тем лучше.

— Сколько у тебя дружин?

— Тридцать восемь. Двадцать дружин составили добровольцы. Всего пятьдесят восемь.

Кушский царь восхищенно присвистнул.

— Дорогой Небхепрура, ты пользуешься глубокой симпатией у своих подданных. Двадцать добровольных дружин — это здорово.

— Итак, договорились? — поднялся Небхепрура.

— Иначе и быть не могло, — поклонился гость.

— Передохни и возвращайся. Время не терпит.

— Слушаю и повинуюсь. — Кушский царь попрощался и вышел.

Небхепрура вызвал слугу и дал ему поручение найти личного советника. Через несколько минут Маи появился перед фараоном.

— Почтенный Маи, я редко обращаюсь с просьбой такого рода, но мне нужна поддержка. Я так расстроен случаем с Нефертити. Что ожидает меня в этом походе? Слава или бесчестье?

В его голосе ощущалась тревога, в глазах стояла невыразимая грусть.

Маи улыбнулся. Этот молодой фараон, почти юноша, временами впадает в сентиментальность. Однако эта слабость вовсе не мешает тем сводам справедливых законов, которые он сам же провозглашает.

— Мой фараон, — ответил он, — я обращался к пифии и вот что она изрекла. Великого Небхепруру ожидает блестящая, во веки веков немеркнущая слава, сказочные богатства. Почитающий богов щедро вознаграждается ими. Ты обретешь бессмертие в этом походе.

Тутанхамон обиженно посмотрел на советника — льстит или говорит действительно то, что слышал.

— Уважаемый Маи, ты же знаешь, как я далек от тщеславия, — грустно проговорил он. — Ты единственный, к кому я отношусь с глубокой симпатией. Не льсти мне.

Маи широко улыбнулся и качнул головой.

— Ошибаешься, мой фараон. Я сказал то, что слышал. Ни больше, ни меньше… — Он запнулся.

— Договаривай, — встрепенулся фараон.

— Нет, я уже кончил, — раздумчиво произнес он, — только будь осторожен. Не доверяй особо Эйе, он лицемерен. — Маи умолчал о последнем предсказании пифии, согласно которому после победного триумфа Египет ожидают черные дни.

— Иди, Маи, иди. — Необъяснимая тоска овладевала фараоном все больше и больше. Он желал оставаться один.

Маи удалился.

Центральная городская площадь Фив была запружена многотысячной толпой. Собравшиеся ожидали конца казни. Некоторые женщины украдкой вытирали слезы, слыша стоны истязаемого. Мужчины, хмуро молчавшие, с ненавистью смотрели на двоих палачей, поочередно взмахивавших длинными палками с бронзовыми наконечниками. Впрочем, не все наблюдатели сострадали несчастному.

— Так ему, так ему…

— Насильник проклятый…

— Убивать, конечно, не стоило…

— Закон есть закон…

— Смерть развратнику…

Вездесущие босоногие мальчишки шныряли то тут, то там. Любопытств сильнее страха смерти.

— Он уже умер, — воскликнул кто-то в толпе.

Толпа забурлила.

— Где? Где?..

— Не может быть…

Грязные заросший мальчуган лет восьми-девяти давно уже наблюдал за пожилым уэбом, из-за пояса которого заманчиво выпирал краешек небольшого кошелька. Искушение было велико, и, переборов страх перед возможным наказанием, мальчуган нерешительно приблизился к его владельцу. Выждав удобный момент и воспользовавшись суматохой, он страшно закричал и, больно ткнув уэба кулачком, другой рукой виртуозно извлек намозоливший глаз кошелек.

— Ты что? — побагровел от возмущения тот.

— Больно же, — застонал мальчик, показывая ноги.

— Да пошел ты! — разозлился мужчина и подскочил, надеясь дать ему пинка. Однако мальчуган предусмотрел и эту возможность и, ловко увернувшись, задал стрекача. Тучный уэб смачно проклял оборванца и, довольный, похлопал себя по поясу. Выражение лица его тут же изменилось. Лихорадочно ощупав себя, он убедился, что нет главного.

— Держите вора! — истошно завопил он. — Украл! Ограбил! — Он бросился в ту сторону, куда убежал мальчик.

— Тридцать четыре, — опуская палку, считал палач.

— Тридцать пять, — ударил второй.

Минуты через три мальчик был найден. Пожилой уэб нанес ему несколько страшных ударов, отчего у малыша носом пошла кровь.