Турнир - [63]

– Хаку… ты ведь не такой ублюдок, каким хочешь выглядеть. Почему ты все это делаешь?

– Есть вещи, которые знать не нужно.

Выражение его лица снова становится холодным, отчужденным. Хаку поворачивается и вдруг одним мягким движением рассоединяет края халата на своей груди.

Шрам.

Отложив тарелку и чашку подальше, я поднимаюсь, осторожно подхожу ближе, боясь разрушить что-то кристально-хрупкое, что только что выстроилось между нами. Доверие? Понимание?

Шрам у него не один.

Мои швы по сравнению с этим месивом выглядят… ссадинами.

– Есть вещи, которые знать не нужно. Но ты узнаешь. Потому что я тебя заметил, Наруто.

Впервые он зовет меня так – без издевки, серьезно.

– Потому что ты дал себя заметить.

В этот самый миг животное напряжение между нами снова поднимает голову и встает на лапы.

– Что я должен делать?

– Мы договорились?

– Да. Только после – дай мне ответы.

– Тогда закрой глаза.

Я стою и понимаю – Саске никогда не простит меня за этот вечер.

Хотя, нужно ли ему будет прощать, если я своим поступком всё окончательно разрушу?

========== О ювелирах, камнях и розе ==========

Есть ли здесь кто-нибудь…

Кто слышит, как я рыдаю?

Я умираю…

Есть ли здесь кто-нибудь?

Когда всё закончится, когда?

(c) System Of A Down - Whoring Streets

Руки цепляются за мягкое серебро – я медленно пропускаю его сквозь пальцы и невольно улыбаюсь. На ладони остается ощущение шелкового прикосновения, и мрак окончательно расступается, позволяя лунному покрывалу спрятать нас от целого мира.

Как глубоко Хаку опустил меня в подсознание, позволив это почувствовать?

– Что? – шепчу, когда прохладный гладкий нос бьется в ладонь. Рог сияет – так красиво, что я замираю, пораженный образами в собственном сознании.

Возможно, я не так уж хорошо использовал собственную фантазию на самом-то деле?

– Это, значит, и есть символ твоей свободы? – интересуется Посредник, пока я изучаю свою новую игрушку. – Как-то странно.

– Я и не говорил, что у меня всё в порядке с психикой. Тебе предстоит узнать много нового. Например, то, что я на самом деле эльф.

Подняв голову, единорог недовольно сипит в сторону этого надоедливого мудака. Всё верно, а еще было бы неплохо наподдать копытом по наглой сраке. Проверим?

Щелчок.

Я открываю глаза и от неожиданности вздрагиваю – Хаку кладет руку на мой лоб, наглядно упрашивая лишний раз не шевелиться.

– Что-то запомнилось? – спокойно интересуется он.

– Я видел… единорога, – самому странно от этих слов, но Хаку воспринимает их совершенно серьезно. – Больше ничего не помню. Но… так ярко…

– Ясно.

Поднявшись, теневой лидер уходит в сторону окна. В помещении полумрак, поэтому узнать новое место дислокации с первого взгляда не удается. Мы передвигались?

– Я узнал достаточно. Поэтому расскажу тебе всё, что знаю. Спрашивай.

– Сначала… можно я поинтересуюсь, что ты вообще со мной делал? Или это тоже страшная тайна?

Хаку встает в пол оборота, а на его губах впервые расцветает странная, почти нелепая улыбка капризного мальчугана из подворотни, который только что упер у прохожего кошелек.

– Я тебя читал. Мне понравилась корка – хотелось полистать страницы и понять, не ошибся ли я с выбором книги. Если бы ты не согласился, ничего бы не получилось. Такие книги раскрываются по собственному желанию.

– Поэтому ты показал мне свои шрамы?

– Поэтому. Причин много, но тебе знать не обязательно. И так достаточно увидел и почувствовал.

– Я ничего не почувствовал… – почему-то злюсь.

Ожидалось, что я проснусь как минимум без пары конечностей. Развороченный до последней косточки и мышцами наружу.

А получилось так: мне хорошо. Тоска, боль, пустая злость отступили, понурив головы. Тишина вообще осталась где-то на другом этаже, закрытая под семью замками.

Тело болит не так сильно – хотя без футболки и без корсета, внутренняя боль стала тупой, тихой. Улики указывают на то, что Хаку мне помог. Физически, морально.

Он взял моего ребенка за руку и показал какой-то новый мир, еще неизученный, непонятный.

Остался только один вопрос.

– Зачем?

– Тебя так шокирует всё случившееся?

– Да, меня шокирует! – вспыхиваю, резко подскочив и скорчившись от укола боли. Только вот это не сводит на нет эмоции. – Ты придурок, что ли?! Ты меня шантажировал, угрожал, издевался так, что все опять разрушилось к чертям, а теперь, значит, спасти пытаешься?! Вот как?!

Хаку наблюдает за моей истерикой снисходительно, взглядом врача, прекрасно знающего, что за ударом молоточка по коленке последует реакция нерва, бессмысленная конвульсия.

– Нет. Это не спасение. Я сделал это не ради тебя, Наруто.

– Тогда ради чего?

– Ради продолжения. Мне нельзя потерять тебя сейчас, когда мозаика почти сложилась до конца. И… мне жаль, но дальше будет хуже. Если сейчас тебе хорошо, это не значит, что завтра не будет плохо. Не надо вписывать меня в список своих друзей только потому, что я решил восстановить равновесие твоей психики.

– Я не могу… – горько отвечаю, сгребая в руку серую футболку Кабуто, – не могу принять всё это, как данность.

– Придется.

Наконец, Хаку превращается в самого себя. Холодный, жесткий, словно алмаз под светом полной луны.

Почему-то в голову приходит мысль, что алмазы так блестят не потому, что им хочется. А потому, что некто ювелир на живую спилил все естественные наросты, все углы и природные впадинки. Ювелир берет чудесный, восхитительный белый камень, и обтачивает его до состояния вот такой вот, невыносимой, непреступной красоты.