Турнир - [34]

Почему-то перед тем, как покинуть подвал, меня буквально магнитом притягивает к рисункам. Сейчас рисование кажется каким-то таинственным волшебством. Я никогда не мог понять, что чувствовала моя мама, с головой погружаясь в творчество, но… она делала потрясающие вещи. Саске тоже. Это в очередной раз доказывает мою теорию – внутри он куда чище и прекраснее, чем пытается показать.

Когда я выбираюсь из тайного убежища, то нахожу Саске на своем любимом месте. Кухня наполнилась чудесными запахами приправ, ароматом жареных овощей и чего-то еще, сладковато-пряного. Мне не хочется ничего говорить, поэтому я просто обнимаю его со спины и утыкаюсь в теплый изгиб шеи, стараясь не задеть больное плечо.

И он не отрывается от своего дела, ничего не спрашивает, не ждет от меня ответа. Мы не враги. Мы не семья. Мы не любовники, не влюбленные. Мы – это просто мы, так уж получилось.

Ведь всё ясно и без слов. Я люблю его телом и сердцем. Он любит меня душой.

И какая любовь сильнее – это нам еще предстоит выяснить.

========== О приманке, розовых соплях и неожиданностях ==========

Следующим утром я просыпаюсь немного раньше обычного из-за тихого стука – любопытная птичка решила проверить, нет ли чего вкусного на нашем подоконнике.

Забавно, но мой организм до сих пор не может привыкнуть к тому, что не нужно каждый день подскакивать и мчаться на работу. Что не нужно идти куда-то, открывать лавку, часами корпеть над непослушной древесиной, иногда выгрызая из пальцев занозы и подставляя затылок жаркому солнцу. Не так давно это было частью моих повседневных дел, и теперь я просыпаюсь от любого незначительного шороха.

Зато имею удовольствие понаблюдать за глубоко спящим Саске. В отличие от меня, у сволочи никогда не было проблем с биологическими часами. Даже завидно немного.

Помнится, до эпизода с поездкой на море, утром бы грызлись по поводу и без. Не могу не радоваться тому, что всё изменилось. Теперь это время для размышлений.

Спокойное. Безмятежное. Тихое.

Вчера Учиха крепко вымотался. После подвала ему пришлось решать, как и когда мне лучше сделать операцию, что тоже не способствовало обретению внутренней гармонии. Так как мы решили разобраться с этим безотлагательно, придется нам обоим собраться с силами и как следует постараться. Зато потом все будет хорошо.

Саске чуть слышимо сопит, дышит медленно и глубоко. Лицо невероятное. Любоваться им немного мешают темные пряди на щеке, и я аккуратно убираю их – не касаясь кожи, подцепив волосинки подушечками пальцев. Зачем-то на глаз определяю длину потревоженной пряди. Очень скоро растущая из головы Заклинателя проволока будет задевать плечи. И мне это нравится, длинные волосы делают его упрямое лицо мягче.

Прикоснуться хочется так сильно, что я едва не начинаю скулить от желания, как собака. Сделать хоть что-нибудь, хоть укусить за нос.

Слишком сладко спит, слишком открытый, слишком доступный. Это все равно, что топтаться рядом с мышеловкой и разглядывать соблазнительный кусочек приманки. Гадство…

Конечно же, мое терпение лопается. Но вопреки желанию оставить на безмятежном лице кровавые отметины, касаюсь губами жестких ресниц, поднимаюсь по веку вверх, к виску. Целую лоб, затем глажусь о кожу, почти как кот. Чувствую себя сопливой девчонкой, которой вдруг захотелось розовых нежностей, но ведь даже враголюбовники могут позволить себе такое хоть иногда?

– Я уж было решил, что меня похитил какой-то нежный извращенец. Узумаки, ты сдурел?

– Я не похож на нежного извращенца? – ну всё, задача выполнена, вулкан разбужен, поэтому по обыкновению наваливаюсь на Саске всем весом.

– Внешне ты напоминаешь человека, с которым я имею несчастье на протяжении четырех лет жить бок о бок. Только ведешь себя странно.

– Если я делаю это редко, не значит, что я веду себя странно…

Невольно увлекаюсь этой небрежной игрой, сую ладонь под одеяло и поглаживаю горячий бок засранца. Затем оглаживаю тонкий край ребер, согрев руку в жаркой впадинке. Саске молчит, видимо, прислушиваясь к ощущениям.

Самой большой странностью во всем этом является скорее то, что я до сих пор не огреб коленом под дых или подушкой по морде. Податливая покорность Учихи придает смелости. Ласки кажутся почти невинными, даже когда я осмеливаюсь перейти на соски и тягучими движениями касаюсь кожи вокруг них.

Опять же, хочется укусить, ущипнуть, оставить след, причинить мимолетную боль, но я сдерживаюсь. Возможно, обходиться с этим телом ласково – еще хуже, чем устраивать сексуальные пытки, ибо это напрочь выбивает господина Дырявое Плечо из зоны комфорта.

– Наруто? – ну вот, началось. Саске не скрывает тревожные нотки в голосе и пытается поймать мой взгляд, но я не смотрю и даже забираюсь под одеяло, дабы не спалиться раньше времени. В безмятежные поглаживания вступает язык, и под тяжелой тканью разворачивается настоящее представление – я пытаюсь залезть везде, где можно и нельзя, старательно глотая смешки и улыбки.

Целую ключицы, не забывая обводить знакомые линии пальцами, выглаживая каждый сантиметр, словно что-то потерял в этой коже и старательно ищу пропажу. Прерываюсь только на то, чтобы отвести руку от своего лица или перетянуть сдернутое одеяло обратно.