Турково-Саратовские рассказы - [37]

Ну Латвия, так Латвия. Тогда мы, русские, с почтением, я бы даже сказал, с подобострастием, относились к, ненавидящим нас, прибалтам, поскольку там можно было «ухватить кусочек запретной Европы». Например сходить в варьете в Риге, где танцевали девушки в купальниках, посидеть в пивном баре в Паневежисе — настоящем западном пивном баре. Только в Латвии делались дорогие электрические игрушки, которые разительным образом отличались от того советского «мусора», который лежал на наших прилавках. Даже «Латбытхим» выпускал продукцию, намного превосходящую по качеству советскую, и считался особым дефицитом. Смешно сказать, но лучшие клеи для бумаги — декстриновый и ПВА производились в Литве.

Поэтому я, не почувствовав подвоха, считая, это обычной спекуляцией, смело выдавил на ладонь горку крема и стал растирать Ирину. Глупенькая, она вместо того, чтобы попробовать это чудодейственное средство на небольшом участке тела, намазалась сразу вся. Ну так сильно ей хотелось побыстрее загореть!

В общем, поначалу все было нормально, вплоть до того момента, как мы стали возвращаться домой. Саратовские знают, что лестница на мост проходит по огромной опоре моста, загораживающей ветер, а ветер на Волге — явление практически постоянное. И вот на этой лестнице я впервые и ощутил странный запах — очень похожий на запах незакрытой канализационной трубы. Я вертанул носом вправо-влево, но тут мы уже поднялись на мост и запах как будто пропал. Но не прошли мы и четверти пути, как запах стал догонять нас. Как будто бы ветерок его откуда-то гнал по нашему пути. Не исчез этот запах и на середине моста и, как мне показалось, даже стал сильнее. Тут и Иринка закрутила носом…

В общем, дойдя до конца моста мы осознали, что это пах патентованный прибалтийский крем для загара. Точнее — Ирина! Пока мы были на пляже, поминутно окунаясь и загорая на свежем ветерке, запах не ощущался. Но как только мы перестали купаться и, потея, пошли по яркому солнцу — вонь поперла изо всех пор. Ирина была в шоке — она наотрез отказалась садиться в троллейбус, поскольку все решат, что она обосралась. Мы пошли пешком, сначала по Кирова. Но Ирине не понравились пристальные взгляды некоторых прохожих и мы потащились какими-то параллельными переулочками, переходя на противоположную сторону, как только заметим кого-нибудь идущего. От такого «слалома», после пляжа и двукратной прогулки по мосту, сил у нас хватило только до Мирного, до трамвайного круга. Там, плюнув на все условности, мы, дождавшись когда два трамвая пойдут практически друг за другом, сели во второй и поехали домой. Расчет был прост — на первый трамвай будет садиться большинство, а во втором, тем паче на задней площадке, народа будет поменьше. Отмечу, что расчет оправдался!

Я задвинул Ирину в самый угол и закрыл собою, переведя огонь на себя. Пусть решат, что это от меня так пахнет! Подобный запах от мужчины — в порядке вещей — может он не менял трусы целую неделю, а то и две (что было и остается нормой в Этой Стране62), или же работает сантехником, а может и вправду, подвыпив, обосрался. С мужика взятки гладки.

Дома началось самое страшное — отмывание. Хозяйственное мыло, какие-то шампуни, даже стиральный порошок «Лотос» не дали должного эффекта. Ирину мыли четыре раза и после каждого раза запах, исчезавший на четверть часа, возвращался вновь. После шестого «обмывания» он притупился, но не исчез совсем. Орошение одеколоном, только усугубило ситуацию. Мы и догадаться не могли, что он исчезнет только через два дня.

Спать мы легли порознь…63

Эпилог

В Москве на площади Дзержинского установили монумент «Памяти жертвам Гулага», но про женщин… про женщин, как всегда в России, забыли. Памятник «Женщинам, вынесшим (или лучше — вытерпевшим) ужасы жизни в СССР» надо поставить обязательно и разместить в цоколе на всеобщее обозрение, и одежду, и белье в котором ходили наши женщины, и латаные-перелатанные сапоги, и заклеенные клеем БФ колготки, и тазы, в которых они стирали белье, и хозяйственное мыло, растворяющее даже стекло, которым они вынуждены были мыть голову, и тушь для ресниц, сделанную из солдатской сапожной ваксы и многое-многое другое, о чем мы уже, слава Богу, забыли и, надеюсь, что уже никогда и не вспомним.

Здоров как мерин

Ирина, несмотря на то, что родилась в сельской местности, плоховато знала не только сельское хозяйство, но и, вообще, все, что связано с ним, особенно терминологию. Еще такие, распространенные, слова, как комбикорм и навоз, были ей известны, но дальше ее познания, а, главное, интересы заканчивались. Поэтому употребление ею подобных слов происходило по пословице: «слышал звон, да не знает где он».

И, вот однажды, это незнание сыграло с ней очень злую шутку.

Иринина бабушка по материнской линии часто говорила: «здоров, как мерин», подразумевая под этим чисто физическую силу, да и употребляя это, по большей части к неодушевленным предметам, вроде тракторов. И в этом была совершенно права, ибо кастрированный конь, экономя силы на производстве жеребят, направляет их на свои тягловые способности, становясь незаменимым в кавалерии и сельском хозяйстве, где его еще называют «вкусный трактор». Ирина, к сожалению, не представляла, что такое «мерин» и чем он отличается от коня или жеребца. В ее сознании отложилось, что мерин это крепкий, физически выносливый конь, который на самом деле называется «битюг», по имени реки в воронежской области на берегах которой его разводили.