Туризм - [8]

Понимая, что поступает глупо, и чем дальше, тем глупее, он терзал ее тело с безумной энергией, ритмично покачивался на ней, угрюмо входил в нее снова и снова.

«Давай же! — думал он. — Извивайся, издай хотя бы вздох, хотя бы стон! Реагируй как-нибудь!»

Он уже не стремился к тому, чтобы она кончила. Зачем они стали бы встраивать в фальшивое тело эту способность? Он хотел одного: подтверждения самого факта своего существования, хотя бы легкой дрожи одобрения.

Понимая, что все его труды напрасны, Эйтел все равно не отступал. Затем, к его удивлению, что-то и в самом деле произошло. Щеки Агилы вспыхнули, глаза превратились в щелочки, замерцали новым блеском, дыхание стало прерывистым и хриплым, груди напряглись, соски отвердели. Все признаки, да. — Эйтел наблюдал их бессчетное множество раз и никогда не радовался им так, как сейчас. Он знал, что делать. Не снижать темп, увеличивать напряжение, подводя ее к магическому моменту перегрузки, когда бдительное сознание капитулирует под натиском глубинных сил. Да. Да. Доблестный землянин отдает себя трансгалактической страсти, трудится, как раб на галерах, чтобы продемонстрировать звездной женщине истинное слияние полов.

Похоже, ему это удалось. Теперь она часто и тяжело дышала, даже задыхалась. Эйтел улыбнулся и поздравил самого себя.

«Швейцарская точность, — подумал он. — Не стоит недооценивать ее».

А потом Агила каким-то образом умудрилась выскользнуть из-под него, между одним толчком и другим, перекатилась на бок и вскочила с постели. Он в изумлении рухнул на подушки, сел и посмотрел на нее, ошеломленно открыв рот.

— Прошу прощения, — сказала она небрежно. — Думаю, мне нужно выпить еще чаю. Вам налить?

Эйтел едва сумел заговорить.

— Нет, — прохрипел он.

Она налила себе стакан, выпила и состроила гримасу.

— Теплый он не такой вкусный. Ну, продолжим? — спросила она, возвращаясь в постель.

Не говоря ни слова, он потянулся к ней и даже сумел снова начать. Однако на этот раз их разделяло расстояние в тысячу световых лет. Бесполезно было разжигать пламя, вспыхнувшее так ненадолго, и спустя несколько мгновений он сдался. Он чувствовал себя навсегда отрезанным от ее внутренней сущности — как Земля отрезана от звезд. Он выдохся и устал, злился больше на себя, чем на нее, и позволил себе кончить, продолжая холодно, пристально смотреть ей в глаза. Ощущения оказались неожиданно мощными: как будто удар прошил тело, и он упал на грудь Агиле, крепко вцепившись в нее.

И в этот мрачный миг произошло чудо. Пока он сотрясался и дрожал в судорогах безрадостного семяизвержения, что-то открылось между ними, какой-то барьер или дверь, отель растаял и исчез, а Эйтел оказался в центре причудливого ландшафта. Небо было глубокого золотисто-зеленого цвета, солнце темно-зеленое, жаркое, деревья, цветы и другие растения отличались от всего, что ему доводилось видеть на Земле. Воздух насыщенный, ароматный, с острым запахом, обжигающим ноздри. Над головой медленно летали какие-то существа, но это были не птицы, а по нижним ветвям деревьев, как бы опушенных мехом, на трех лапах скользили звери, похожие на красные бархатные подушки. На горизонте Эйтел видел три голые зубчатые горы из желто-коричневого камня, мерцающие в солнечном свете, как полированный металл. Он задрожал. Удивление и ужас лишили его мужества. Это парк, понял он, самый прекрасный парк в мире. Но не в этом мире. Он увидел еле заметную тропу, ведущую к округлому холму, пошел по ней и, поднявшись, оглянулся и увидел кентаврийцев, прогуливающихся парами, рука об руку, по изящному саду.

«О господи! — подумал Эйтел. — Господи боже!»

Потом все начало таять, истончаться, словно было соткано из дыма, и через мгновение исчезло. Он по-прежнему лежал рядом с Агилой, хрипло дышал и глядел, как медленно вздымаются и опадают ее груди.

Он приподнял голову. Она внимательно рассматривала его.

— Вам понравилось?

— Понравилось что?

— То, что вы видели.

— Значит, вы знаете?

Она выглядела удивленной.

— Конечно! Вы думаете, это произошло случайно? Нет, это мой подарок вам.

— Ах!

Художественная открытка с видом родного мира, подаренная аборигену за его усердие.

— Это было замечательно. Никогда не видел ничего прекраснее.

— Прекрасно, да, — самодовольно сказала Агила и добавила с улыбкой: — Это было очень интересно — то, что произошло в конце, когда вы дышали так тяжело! Нельзя ли повторить? — спросила она, будто он выполнил некий ловкий трюк.

Он угрюмо покачал головой и отвернулся — было невыносимо смотреть в эти изумительные глаза. Эйтел не знал точно когда, но где-то между «Нельзя ли повторить?» и рассветом он заснул. Потом она разбудила его, мягко тряся за плечо. Между старыми шелковыми занавесками в номер прорывался яркий утренний свет.

— Я ухожу, — прошептала она. — Но мне хочется поблагодарить вас. Эту ночь я никогда не забуду.

— Я тоже, — сказал Эйтел.

— Пережить реальность земных ощущений так интимно, так непосредственно…

— Да. Конечно. Для вас это, должно быть, очень необычно.

— Если вы когда-нибудь попадете на Кентавр…

— Несомненно. Я навещу вас.

Она легко поцеловала его — в кончик носа, в лоб, в губы. И направилась к двери. Уже взявшись за ручку, повернулась к Эйтелу.