Туристы - [8]

Себастьян вышел с ним на площадь. Такси остановилось у парадного входа, и Себастьян сразу почувствовал себя в знакомой ситуации. Вход в гостиницу. Подъезжающий автомобиль. Он сам – в ожидании. Дверца автомобиля открылась, и из машины вылезла бледная и серьезная большеротая девчушка с темными волосами. Губы ее были плотно сжаты, одним глазом она уставилась себе под ноги. Другой глаз был закрыт наклеенным под очками пластырем. Девочка остановилась, пошатываясь и судорожно хватая ртом воздух.

– Укачало, – пояснил Андерс. – Ее каждый раз укачивает. Познакомься – Юлианна! Это брат Нурии.

Юлианна подняла взгляд и вроде бы улыбнулась. Лицо ее медленно зеленело. Пластырь на глазу вот-вот готов был отвалиться.

– Привет! – сказал Себастьян.

Едва открыв рот, чтобы поздороваться, Юлианна вдруг согнулась, и ее вырвало прямо ему на ботинки. Она зажала лицо ладонями и убежала в отель. Себастьян остался на улице в клубах сочувственных возгласов и мозглой вони. Он опустил глаза и подумал, что ботинки остается только выкинуть.

Над Пласа-Сан-Франсиско был раскинут парусиновый тент. Вся площадь стала похожа на корабль. Гаррет Бабар Эйлвуд Гоут в широких ярких шортах прошел под тентом. Он свернул на калье Куна, купил в табачной лавке в номере девять пачку «Фортуна лайтс», затем побрел дальше по улице. В витринах были выставлены расшитые шелковые платки и расписанные от руки веера, рядом были разложены кастаньеты, наборы для игры в домино и тиары из пластика. Особенно Гаррета заинтересовали солнечные очки «Рэй-Бан», которые ему были явно не по карману. Он остановился перед витриной, курил и разглядывал очки, соображая, не слишком ли у него широкое лицо. Рядом лежала другая модель, которая тоже ему нравилась. Эти были еще дороже, но, пожалуй, пришлись бы ему впору. Солнечные очки стоили десять тысяч песет. У Гаррета было в кармане две сотни, что составляло половину его недельного бюджета. Он зашел в «Конфитерию ла Кампана», где посетители сидели, облокотясь на блестящую барную стойку, и попивали кофе из кукольных чашечек. Под запотевшим стеклом прилавка пуговками лежали пирожные, загорелые, смуглые, точно только что из солярия. Миндальные языки, меренги, витые трубочки с кремом. Гаррет ткнул пальцем в пирожные «Сан-Марко», попросил завернуть парочку и в придачу купил еще кулек чуррос.[4] Затем он отправился дальше и на Пласа-Сальвадор присел на ступеньках церковного портала. Он закусил пирожными, потом покурил, разглядывая жестикулирующих людей за низенькими деревянными столиками по другую сторону площади. Мимо проходили чистильщики обуви с белыми ящиками. Стая голубей расклевывала пакет с хлебом. Постепенно взгляд привычно затуманился, Гаррет ушел в себя, отрешенно ведя внутренний диалог.

– И каково же это родиться таким талантливым? – спросил пятнадцатилетний Гаррет.

– Ну, – отозвался только что закончивший выступление – предположим, в Королевском театре – двадцатипятилетний знаменитый тенор Г. Э. Гоуг. – Ты чувствуешь, что на тебе лежит определенная ответственность за то, чтобы выполнить возложенное на тебя от рождения обязательство. Я воспринимаю это как долг, с одной стороны, перед публикой, а с другой, перед Эндрю Ллойдом Уэббером.

– Сколько лет тебе было, когда ты понял, каким уникальным голосом обладаешь?

– Очень рано. Лет в пять, наверное. Все детские годы в нашем домике в Брайтоне я всегда пел. Это были нелегкие времена. У нас был только телевизор, не было даже видео. А мои родители не признавали мюзиклов.

– Думаю, сейчас они гордятся тобой. К тому же ты теперь можешь позволить себе купить сколько угодно домов.

– Господи, конечно! Родителям я подарил к свадьбе виллу на юге Франции. Там есть плавательный бассейн и две спутниковые антенны. Она находится недалеко от моей собственной виллы в Провансе. Мне хочется, чтобы они были рядом со мной. Понятно, не слишком близко.

– Человек, который не родился в состоятельной семье, ценит богатство больше?

– Ясное дело! Я не забыл, каково это было – глядеть на витрину и мечтать о какой-нибудь вещи, которую ты не можешь купить. В последний раз я вспомнил это, когда покупал себе белый костюм от Армани с лиловым поясом. В примерочной я вспомнил костюмчик из полиэстера, в котором я пел на школьном концерте, когда мне было десять лет. Но я покупаю вещи не для того, чтобы просто купить. Иногда это даже непрактично – иметь так много одежды, так много жилья и так много машин. Бывает, что, вернувшись в Лондон, мне вдруг захочется надеть пиджак, оставшийся в нью-йоркской квартире или на калифорнийском ранчо. Иногда это страшно раздражает. И еще – невозможность доверять людям. Я не знаю, за что они ко мне хорошо относятся – за то, что я богат, за то, что я пел в Вест-энде, или за то, что я – это я.

– Недавно твое имя стали связывать с Мадонной. Она-то уж не страдает от безденежья!

– Сожалею, но я не комментирую свою личную жизнь.

– На прошлой неделе появилась фотография Мадонны с бриллиантовым кольцом. Вы помолвлены?

– Ха-ха! Вот ты меня и подловил! Могу подтвердить, что мы действительно собираемся пожениться. Больше я ничего не хочу говорить по этому поводу, только то, что свадьба состоится на моем ранчо, а Шон Пенн довольно сильно ревнует.