Тургенев в русской культуре - [51]
Безмерностям и чрезмерностям романных сооружений Достоевского противостоит соразмерность и соответственность тургеневской романной постройки.
Роман Достоевского – своего рода экспериментальная площадка двойного назначения: герой экспериментирует со своей теорией и собственной и чужими жизнями, автор экспериментирует с героем (героями).
Роман Тургенева создает иллюзию саморазвивающейся действительности, самопроизвольно текущей жизни. Еще раз подчеркнем, что это иллюзия и направляющая авторская воля здесь есть, но это не однонаправленная воля экспериментатора и «ловца душ» (случай Достоевского), а то самое «немотствующее подкарауливанье широкой жизненной волны, непрерывно катящейся и кругом нас, и в нас самих», формула которого дана в «Отцах и детях».
«Реализм XIX века хотел быть “как жизнь”, но вовсе не стремился быть самой жизнью»[118], – это определение Гинзбург отражает суть обеих романных форм, но обозначенная в нем тенденция принципиально по-разному реализуется у Тургенева и Достоевского. Достоевский тяготеет к «чудовищным уклонениям и экспериментам»[119], которые обнажают изнанку жизни, но относительно ее поверхности выглядят не как в жизни. Тургенев воссоздает жизнь так, чтобы, выражаясь его же словами, от нее не воняло литературой [см.: ТП, 11, с. 164], чтобы художественный образ воссоздавал ее естественное дыхание, чтобы читатель верил в реальность описанного в книге так же, как верит в то, что происходит с ним самим.
Здесь следует акцентировать общеизвестный, но почему-то игнорируемый в рамках сравнительного жанроопределения историко-литературный факт. Идеологический характер тургеневских романов был очевиден для современников писателя, в том числе для Достоевского, приведенного в негодование романом «Дым», – бурная реакция на выход каждого нового тургеневского произведения была прежде всего реакцией на те идеи, которые в нем обсуждались. Реальные «отцы» и «дети» схватывались в жесткой полемике друг с другом и с автором именно потому, что идеологически насыщенный и при этом неоднозначный, не поддающийся прямолинейно-механическому толкованию текст провоцировал, возбуждал идеологическую полемику. Что же касается романов Достоевского, то они современниками воспринимались как раз в другом ключе: как психологические открытия или чрезмерности («жестокий талант»), но идеи Раскольникова, Мышкина, Ивана Карамазова и т. д. предметом общественной дискуссии по выходе романов не становились, идеология Достоевского будет актуализирована позже – философской критикой Серебряного века. Именно под влиянием этой критики роман Достоевского будет выделен и противопоставлен романам его современников сначала в качестве идеологического, затем – полифонического романа.
Однако к моменту появления первого идеологического романа Достоевского – «Преступление и наказание» – уже стали общественным достоянием и предметом острой идейной полемики романы «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети», то есть именно в творчестве Тургенева впервые в русской литературе появился и оформился как жанровая разновидность идеологический роман.
Наиболее точное, инструментально эффективное определение созданной Тургеневым романной формы – идеологический роман– как-жизнь (в отличие и по контрасту с идеологическим романом-экспериментом Достоевского), так как, при чрезвычайной значимости идеологической составляющей в структуре образа героя и в структуре романного целого, в тургеневском романе сохранены естественные, жизнеподобные пропорции различных планов бытия. Стоит также упомянуть то важное обстоятельство, что роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?», полемически нацеленный против «Отцов и детей» (как полемически ориентированы были на Тургенева и его творчество произведения Достоевского), принадлежит к этой же жанровой парадигме и может быть квалифицирован как идеологический роман-утопия. В этом же ряду и опять-таки в связи с Тургеневым, как реакцию на его творчество, следует, по-видимому, рассматривать антинигилистические романы, включая роман Гончарова «Обрыв».
И еще одно важное уточнение: «русский роман» как уникальное явление национальной культуры, вобравшее в себя совокупный художественный опыт романистов второй половины XIX века и оказавшее огромное влияние на мировую художественную культуру, первоначально сложился и сформировался опять-таки именно в творчестве Тургенева, которого еще в 1859 году с полным на то основанием и с глубокой проницательностью А. В. Никитенко назвал одним из строителей[120] русской литературы.
Часть вторая
Творческая полемика
Глава шестая
Послевоенные годы знаменуются решительным наступлением нашего морского рыболовства на открытые, ранее не охваченные промыслом районы Мирового океана. Одним из таких районов стала тропическая Атлантика, прилегающая к берегам Северо-западной Африки, где советские рыбаки в 1958 году впервые подняли свои вымпелы и с успехом приступили к новому для них промыслу замечательной деликатесной рыбы сардины. Но это было не простым делом и потребовало не только напряженного труда рыбаков, но и больших исследований ученых-специалистов.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Монография посвящена проблеме самоидентификации русской интеллигенции, рассмотренной в историко-философском и историко-культурном срезах. Логически текст состоит из двух частей. В первой рассмотрено становление интеллигенции, начиная с XVIII века и по сегодняшний день, дана проблематизация важнейших тем и идей; вторая раскрывает своеобразную интеллектуальную, духовную, жизненную оппозицию Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого по отношению к истории, статусу и судьбе русской интеллигенции. Оба писателя, будучи людьми диаметрально противоположных мировоззренческих взглядов, оказались “versus” интеллигентских приемов мышления, идеологии, базовых ценностей и моделей поведения.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.