Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - [73]

.

Отдельного внимания заслуживают переговоры о персональном (личном) обмене пленными. Так, в августе 1916 г. русский летчик штабс-капитан М. А. Шейх-Ашири возбудил ходатайство об обмене его отца, капитана 1 ранга А. М. Шейх-Ашири, находящегося в турецком плену с октября 1914 г. Ходатайство это было поддержано и Наместником, и ГУГШ. К маю 1917 г. в МВО удалось даже подобрать несколько кандидатур пленных турецких офицеров, на которых можно было бы обменять А. М. Шейх-Ашири, но похоже, что и этот обмен не состоялся[573].

Несколько более результативным оказался персональный обмен пленными врачами. Как уже упоминалось в Главе 1 настоящей работы, в феврале 1917 г., после многомесячных переговоров, сторонам удалось обменять врача В. А. Алешина на его коллегу Гассана Джавид бей бин Мухаррем Касима. В декабре 1917 г., в обмен еще на двух русских врачей, турецкой стороне были переданы врач 17-го (артиллерийского? — В.П.) дивизиона Абдул Раиф и врач 68 пехотного полка Ахмед Хаки[574].

На этом реальные русско-турецкие успехи в обмене лицами врачебного и санитарного персонала, по существу, и закончились. Что же касается причин столь низкой результативности, то мы относим к их числу следующие:

1) Пассивность Стамбула и Петрограда. Военные ведомства обеих держав только в августе 1915 г. заинтересовались судьбами армейских врачей, да и то лишь потому, что пленные турецкие врачи сами заявили ходатайство о своем обмене[575]. Правда, в мае 1916 г. Главное управление российского Генштаба первым приступило к проработке вопроса об обмене с Турцией всеми лицами медико-санитарного персонала. Однако сделало оно это отнюдь не по собственному почину, а по инициативе МИД[576].

2) Обмен затрудняло несоответствие в численности пленных. Если в России к июлю 1916 г. находилось 43 турецких врача, а также 49 фельдшеров и санитаров, то в Турции — лишь 3 русских врача и 15 фельдшеров и санитаров[577]. Такое соотношение позволяло Петрограду настаивать «на принципе обмена равным числом каждой категории медперсонала», тогда как Порта желала бы обменять «двух русских врачей на трех турецких». По той же причине турки соглашались на обмен лишь с условием, что им будут возвращены два врача, известные как специалисты высокого уровня: подполковник Тахсин бей бин Мехмед и майор Измаила Эфенди бин Али, хотя в русском плену названные офицеры вообще никогда не числились[578].

3) Стороны лишь к маю 1917 г. достигли соглашения об обмене равным числом фельдшеров и санитаров (по 4 чел. и 11 чел. соответственно), выполнение которого к тому же по ряду причин затянулось. Например, 9 турецких санитаров, работавших в лагере военнопленных на о. Нарген и определенных к обмену, убыли из Баку в Петроград только 13 октября 1917 г. Причем в столице эти люди бесцельно находились еще полгода, вплоть до заключения Брестского мира[579]. (Небезынтересно отметить, что в ходе подготовки к обмену медицинском персоналом российские власти впервые прибегли к опросу армян на предмет, «желают ли они быть отправлены в Турцию»[580]).

Наконец, что касается обмена инвалидами, то, в первую очередь, заметим, что объем понятия «инвалид» (а равно и список увечий, «дающих право на включение военнопленных [в] число отправляемых на родину калек») ГУГШ концептуально определил своим циркуляром от 30 ноября 1915 г., согласно которому «обмену подлежат все тяжелораненые и больные, увечья и болезни коих делают их длительно или навсегда неспособными [к] строевой службе, а офицеров и унтер-офицеров также негодными [к] обучению молодых солдат и канцелярской службе»[581]. Переговоры об обмене пленными названной категории были начаты Россией и Турцией не позднее февраля 1916 г. и заняли в общей сложности около года. При этом за указанный период сторонами были решены следующие вопросы:

— Определено, что обмен должен производиться по железной дороге через Швецию (маршрут через акваторию Черного моря обсуждался, но был признан небезопасным); при этом предполагалось, что на территории России инвалиды будут сосредотачиваться в специальных пунктах каждого военного округа, откуда направляться сначала в 10-й сводный эвакогоспиталь (г. Москва), а затем в Петроград (в 108-й и 109-й сводные эвакогоспитали и 276-й городской лазарет) и далее в Швецию.

— Утвержден перечень заболеваний, дающих право на реэвакуацию (предложенный, кстати, турецкой стороной, но, в целом, совпадающий с тем, который был принят для обмена с иными Центральными державами).

— Установлено, что обмену подлежат «все инвалиды, независимо от их числа и от числа предназначенных к обмену другою стороною, когда инвалидность их соответствует признакам принятого перечня болезней».

— Получено принципиальное согласие правительств Австро-Венгрии, Германии и Швеции на обмен инвалидами между Россией и Турцией «при условии, однако, чтобы перевозка этих инвалидов не требовала увеличения числа санитарных поездов, ныне находящихся в движении»; иными словами, в санитарном поезде, рассчитанном обычно на 200–230 чел., инвалид-турок мог оказаться лишь в том случае, если в нем оставались свободные места, не занятые инвалидами австро-венгерской и германской армий.