Турецкие народные сказки - [168]

А женщина, только увидала их, сразу поняла, как обернулось дело: она приглашает их обоих в комнату, предлагает место, сама же садится против них. Карманник говорит: «Эй ты, ты чья жена?» А та отвечает: «До сих пор я была женой обоих, а с этих пор, у кого больше ловкости, тот мне и муж. Обоих вас я обучила ловкости, — так вот, чье мастерство мне понравится больше, тому я и буду женой». И они оба согласились. Карман-пик говорит: «Сегодня я устрою дело, а потом ты покажи свое искусство». Тогда они с вором встают и идут на базар. Карманник заметил, как один человек положил себе в кошелек тысячу золотых, сунул его за пазуху и идет на базар. Карманник, лишь только увидел это, тут же пошел за ним следом. На базаре, среди толкотни, он настигает его и незаметно выкрадывает у него из-за пазухи кошелек. Отбежав в укромное место, он берет девять золотых, снимает с пальца перстень, на котором было написано его имя, кладет в кошелек и снова всовывает его за пазуху тому человеку. Все его проделки видит его приятель-вор. Потом карманник обходит кругом, выходит навстречу тому человеку, хватает его за шиворот и бьет несколько раз. «Эй ты, подлый, зачем ты взял мой кошелек с деньгами?» А тот растерялся, не понял сразу, что случилось. «Эй ты, убирайся! Иди по своим делам, оставь меня — ты кто такой, я тебя не знаю!» Когда он так сказал, карманник говорит: «Меня знать не нужно, идем-ка с тобою в суд». Так он сказал, а тому делать нечего — соглашается, и они идут вместе; карманник становится его истцом. Кади спрашивает этого человека: «Сколько у тебя было золотых?» а тот говорит: «Тысяча золотых». Спрашивает у карманника: «А у тебя сколько было?» — «У меня было девятьсот девяносто один золотой, эфенди; вместе с ними в кошельке находился и серебряный именной перстень». Только он это сказал, судья велел достать кошелек. Считают деньги: ровно девятьсот девяносто один золотой и перстень. Тогда тому бедняге дают несколько ударов и прогоняют его, а золотые отдают карманнику; тот берет их и вместе с вором приходит к женщине. Женщина говорит: «Вот, карманник показал свое искусство; до сих пор такой штуки никто не проделывал; ну-ка, а теперь посмотрим, какое ты покажешь искусство».

И вот наступает вечер; вор берет веревку, и они вместе с карманником идут ко дворцу падишаха. Вор забрасывает веревку наверх и взбирается туда, подтягивает и приятеля, и они спускаются во дворец. Подойдя к сокровищнице, они вынимают разные ключи, открывают дверь, входят туда. Вор говорит карманнику: «Бери золото, сколько можешь унести», а тот, как увидал золото — одурел; они взваливают на себя столько золота, сколько могут унести, и выходят из дворца. Вор идет на птичий двор, хватает там гуся и режет его; потом он разводит огонь, насаживает гуся на вертел и говорит приятелю: «Поворачивай его, чтобы изжарился!» — а сам направляется в комнату, где спал падишах. Приятель и говорит ему: «Эй ты, куда идешь?» А тот и говорит: «Я хочу рассказать падишаху о нашей ловкости; тогда посмотрим, чье мастерство выше: твоя будет женщина или моя». Приятель говорит: «Во имя аллаха, уйдем отсюда, я отказываюсь от той женщины, пусть она будет твоей, я ее не желаю». А вор говорит: «Теперь ты так говоришь, а завтра будешь раскаиваться. Нет, уж если падишах что скажет, тебе нечего будет на это сказать». И вот, тайком от него, он потихоньку подходит к комнате падишаха, осторожно осматривает из двери внутренность комнаты: видит — падишах спит на постели, а раб растирает ему ноги. Во рту у раба мастика, которую он жует ³: он то заснет, то проснется. Вор сейчас же, тихонечко, чтобы никого не разбудить, проникает в комнату и прячется под троном. Потом, когда раб, засыпая, жевал мастику, вор засунул ему в рот кончик конского волоса, который у него был при себе. Раб стал жевать мастику с волосом, и потому сон стал одолевать его все больше и больше; он стал зевать, открыл рот, а вор потянул за волос и вырвал изо рта мастику. А раб открыл глаза, одурело поискал мастику там и сям и не мог найти. Прошло еще немного, сон одолевал его все сильнее, и вот он уснул; вор дал ему понюхать эфиру, и тот совсем потерял сознание — упал. Вор тихохонько поднял его, положил в корзину, подвесил ее к потолку, а сам стал растирать ноги падишаху. А его приятель наблюдал из-за двери за всем, что он ни делал. Вдруг падишах зашевелился. Вор тихонько сказал: «О шах, если будешь слушать, я расскажу тебе рассказ», а падишах говорит: «Расскажи-ка — послушаю». Лишь только он так сказал, вор начал говорить. Он рассказывал о том, что произошло между ним и его приятелем, а в промежутке приговаривал для сидящего снаружи: «Поворачивай, чтоб гусь не подгорел!»⁴ Рассказывал, как он проник в сокровищницу и как он, пока карманник снаружи жарил гуся, ловко и спокойно вытащил мастику у раба изо рта. Не будем затягивать! Все, что они только проделали, — обо всем он рассказал по порядку. По мере того как он рассказывает, приятель его дрожит от страху — тир-тир⁵. Он и дрожит и подает вору знаки: «Эй, пойдем!» — а вор знай приговаривает: «Ворочай, чтобы гусь не подгорел!» Потом он обращается к падишаху: «О шах, у кого же теперь больше ловкости: у карманника или у вора? Кому из них подобает отдать женщину?» А шах говорит: «У вора больше искусства — женщина принадлежит ему». Еще немного растирает он ноги падишаху, делает то, сё, и тот погружается в сон. Вор тотчас бесшумно встает и идет к своему приятелю. «Вот, слышал: шах сказал, что женщина принадлежит вору». А тот сказал: «Ох, слышал!» Вор спрашивает: «Ну что, чья женщина?» — а тот в ответ: «Смилуйся! Пусть будет твоя, пойдем, пока никто нас не заметил, а не то я сейчас с ума сойду». И у карманника от страха помутился рассудок. Вор опять говорит: «Да ты врешь, я вот сейчас пойду и спрошу у падишаха!» А тот говорит: «Сейчас мы попадемся! Ради аллаха уйдем скорее! Пусть не только женщина, но и сам я буду в твоей власти!» Когда он так сказал, они встают, забирают золотые, выходят из дворца и идут к женщине. Когда они рассказали ей всё, это ей понравилось еще больше, и она делает вора своим мужем.