Турецкие народные сказки - [150]

И безбородый дядя входит в дом и говорит своей жене: «Мы не поминаем наших родителей, а вот люди видели их во сне; ради душ родителей — зарезать бы мне вола да и раздать бы мясо всем и каждому!» Жена говорит: «Не верь — это ложь», а безбородый говорит: «Как это может быть ложью, — все восемь, что ли, будут говорить ложь?» И он тут же валит одного вола и закалывает его. Потом он варит воловье мясо, берет мешок муки, напекает хлеба и раздает всем знакомым и соседям ³. Затем бедный малый запрягает в телегу другого вола и начинает работать, и снова с одним волом он зарабатывает столько же, сколько зарабатывают те. Снова они разозлились и, как раньше, приходят и говорят, что все они видели во сне его мать и его отца и они, мол, сказали, чтобы он зарезал своего второго вола. Бедняк режет и второго вола, раздает мясо и вот остается с обеими руками под камнем⁴: ниоткуда нет и пяти пара. Тогда он высушивает воловьи шкуры и говорит своей жене: «Сударушка ⁵, снесу-ка я эти шкуры в другой город и продам, получу пять-десять пара». Он собирается и уходит в другой город; внизу, около конака кади он останавливается и кричит: «Шкуры продаю!»

Как только это услыхала жена кади, она и говорит: «Позовите-ка вон этого: посмотрим, что он продает?» Слуги зовут безбородого дядю. «Что продаешь?» — спрашивают они, а он отвечает: «Шкуры продаю». — «Почем отдашь пару?» — «А вот за двадцать гурушей». Женщина, видя, что безбородый — бедняк, покупает шкуры, а сама в тот вечер не отпускает безбородого дядю: пусть, мол, он побудет у нас гостем. И они берут безбородого и отводят его в комнату для гостей. На счастье безбородого, в тот вечер приходило столько гостей, что пока безбородый сидел в углу, все вновь пришедшие говорили ему: «Ну-ка, безбородый дядя, подвинься туда подальше, ну-ка, безбородый дядя, подвинься туда подальше!» Наконец безбородый оказался за дверью. Вдруг кади вспоминает о нем: «А где же безбородый?»— глядь! — а его вытолкнули за дверь. «Ай-ай, возьмите отведите его в кухню; пусть его поест и нынче ночью пусть отдохнет и уснет там». Тогда безбородого забирают на кухню, дают ему поесть, и безбородый, поев, там и ложится; однако сон не смыкает его глаз. Оказывается, что жена кади-эфенди вот уже около сорока лет любила одного пастуха. В ту ночь ханым потихоньку идет на конюшню. Безбородый видит это и идет следом за ней. И вот ханым зовет: «Пастух, пастух!» — а пастух сердится, что она запоздала. «Где ты пропадала?» — «Помилуй, не сердись! Это потому, что я не могла усыпить кади-эфенди; постой, он заснет, я и приду», — говорит она и уходит. Безбородый дядя приходит в дом раньше ханым, засучивает рукава, разжигает огонь, кладет на сковородку масла, распускает его, потом берет это, идет на конюшню и зовет пастуха. Только пастух спросил: «Ха, пришла?» — безбородый и говорит: «Пришла, на-ка: я приготовила тебе горяченького кофе, открой рот», — и пастух открывает. Безбородый тут же опрокидывает сковородку в рот пастуху, и тот, обгорев от кипящего масла, остается без движения.

А безбородый идет и садится опять на свое место. «Ах ты, жена кади, мать которой я продавал! Полюби-ка теперь на сорок лет пастуха!» — говорит он и ложится. А после того ханым, убаюкав кади-эфенди, идет на конюшню, глядь! — а пастух мертв. Она сразу бежит к безбородому. «Ох, безбородый дядя, иди! — на конюшне был пастух, теперь он умер; унеси его, выброси куда-нибудь на сторону!» Безбородый говорит: «Задаром не пойду». Ханым говорит: «Дорогой мой, я два ряда золотых сорву с шеи и отдам тебе!» Когда безбородый сказал «Клянусь, пока не получу деньги, не пойду», тогда ханым срывает с шеи золото, отдает безбородому и уходит. Пока женщина ложится спать, безбородый берет пастуха и подносит его к двери, из которой должен выйти кади-эфенди; там он прислоняет его вместе с дубиной к двери и оставляет.

Когда наступает утро, кади-эфенди встает и, выйдя наружу, видит, что какой-то пастух стоит, прислонившись к двери. Сколько бы он ни говорил: «Посторонись, эй, пастух!» — пастух не трогается с места. Кади говорит: «Дорогой мой, сойди с дороги, уже время позднее, у меня дела!» Пастух все стоит. «Ой, пастух, если у тебя тяжба, приходи потом», — говорит он и ударяет его по голове дубиною, а тот падает. Кади-эфенди, испугавшись, тут же идет к безбородому и говорит: «Вставай, иди-ка! К двери подошел пастух; я ударил его по голове дубиной, а он упал мертвый. Чего только не будет делать народ, раз уже я — и то убил человека?» Безбородый отвечает: «Эх, да воздаст вам аллах по заслугам! С этим пастухом то твоя жена, то ты не даете мне спать!» — «Помилуй, безбородый, не ори: я дам тебе пятьсот гурушей, возьми его, унеси куда-нибудь», а безбородый в ответ: «Пока не получу деньги, с места не двинусь». И кади-эфенди достает пятьсот гурушей и дает ему. Как только безбородый получил деньги, он берет пастуха, прячет его в яслях на конюшне и бросает там. Как только наступило утро, безбородый на деньги, вырученные от продажи шкур, покупает на базаре осла, привязывает пастуха крепко-накрепко к ослу и отправляется в путь. Проехав немного, он видит, что издали надвигается какое-то темное пятно. А это как раз был караван. Безбородый тотчас же обматывает руку пастуха поводьями, а сам прячется под кустом. Подошел караван с товарами, нагруженными на сорок мулов; как ни кричал тут начальник каравана: «Эй, пастух, сверни с дороги!» — осел знай идет себе по самой середине. Тотчас один из караванщиков ударил пастуха дубиной. Пастух падает с осла на землю; тогда безбородый дядя выскакивает из-под куста: «Ой, караул, сюда! Брата моего убили!» — кричит он и начинает плакать, а начальник каравана тут же бросается в находившийся там колодец. Тогда безбородый отвязывает пастуха, оставляет его под кустом, осла бьет и отпускает его, а сам забирает сорок мулов с товарами и едет к себе на родину. Когда он приезжает домой, он сваливает товар с мулов у себя во дворе.