Турция старая и новая - [50]

Об аграрной реформе много говорилось еще при жизни Ататюрка. Однако, по сути дела, никакой реформы проведено не было. Аграрные отношения и в настоящее время носят анахронический характер. Проекты же, которые выдвигались в 1960–1965 годах, были еще менее прогрессивны, чем первый проект об аграрной реформе 1945 года. Тогда его утверждение сорвали защитники интересов деревенских ага из Народно-республиканской партии, а с введением многопартийной системы в 1950 году его вообще похоронили. Независимо от того, какая, партия стоит у власти, ага в деревне как верховодили, так и верховодят. Правда, сразу же после майского переворота был принят так называемый Закон 105, по-которому 56 самых богатых ага из южных районов Турции, которые беззастенчиво терроризировали и эксплуатировали крестьян, были принудительно выселены. Однако не прошло и двух лет, как они снова вернулись на свои земли… Принятый коалиционным правительством Иненю закон об аграрной реформе, с большим трудом утвержденный меджлисом (большинство депутатов, представляли Партию справедливости), был лишь словесной уступкой требованиям крестьян. Отсутствовали, бюджетные дотации, необходимые для проведения реформы, и пятилетний план никаких фондов на эти цели, также не предусматривал. Таким образом, Народно-республиканская партия еще раз обманула надежды крестьян.

По данным английского экономиста Джекоби, который находился в Турции в конце 1962 года, 72 процента крестьянских семей владели едва лишь 2,3 гектара земли каждая. Вышеупомянутый законопроект о реформе-предусматривал увеличение обрабатываемых площадей на 5 миллионов дёнюмов[22] и наделение землей малоземельных и безземельных крестьян. Но осуществление и этих мероприятий зависело от составления кадастровых реестров, которых в деревне фактически нет, а это на практике — независимо от других причин — сводило на нет проведение законопроекта. Джекоби предложил ряд мер, которые, по его мнению, могли исправить положение в сельском хозяйстве, но и они остались на бумаге, поскольку затрагивали интересы ага. Так, он предложил установить минимум владения землей и отчуждать излишки за определенную плату. Не прошло предложение-и другого английского эксперта, профессора Калдора о взимании налогов с высоких доходов в земледелии.

А вот другие данные: газета «Ени Истаибул» опубликовала анкету, из которой явствовало, что в то время, как официальный индекс экономического роста равнялся почти 7 процентам, индекс роста в сельском хозяйстве упал с 1,9 процента в 1968 году до 0,8 процента в 1969-м. Та же анкета сообщает, что полмиллиона турецких крестьян совсем не имеют земли, зато 38 тысяч помещиков владеют четвертой частью всех обрабатываемых земель.

Итак, все осталось без перемен. По подсчетам американского профессора Эноса, 84 тысячи турецких помещиков получают одну треть того, что получают 10,3 миллиона крестьянской бедноты. Средний ежегодный доход ага в сорок семь раз превышает доход бедного крестьянина.

Система «агалыка», то есть полуфеодального господства и засилья в деревне кулаков и шейхов, особенно распространена в Восточной Анатолии. «Здесь есть помещики, которым принадлежит по сорок деревень, — писал известный турецкий писатель Азиз Несин, — у крестьян же, которые работают на помещиков, нет ни своей ложки, ни постели…» Журнал «Ант» в марте-апреле 1967 года публиковал серию потрясающих очерков писателя Махмуда Макала из восточных районов под заголовком «Ничего нового на восточном фронте», в которых он описывает жизнь крестьян, прозябающих в нищете и полном забвении. Он рассказывает о своей беседе со старой крестьянкой. Поскольку она не говорит по-турецки, потому что в деревне живут в основном курды, объясняться им помогал ее внук, который выучился турецкому в школе. (Курдских школ в Турции нет.) Ее ответы на самые элементарные вопросы, как утверждает Махмуд Макал, могут служить своего рода эталоном невежества любой турецкой крестьянки, в какой бы части страны она ни жила. Женщина никогда не слышала ни об Исмет-паше, ни о Демиреле (он тогда был премьер-министром), она понятия не имеет, кто такие «левые» и «правые». На вопрос, кто стоит во главе государства, она ответила: «Султан, который живет в Стамбуле или в Анкаре». Когда же Махмуд Макал спросил ее, за кого она голосовала на последних выборах, она сказала: «Я не знаю, мне дали бумажку, и я опустила ее в ящик».

В этой деревеньке господствуют суровые патриархальные обычаи, и в этом смысле она ничем не отличается от любой другой турецкой деревни. Повсюду принято, что молодой мужчина, пусть даже женатый, не имеет права подать голос или закурить в присутствии старших. Несмотря на то что женщина официально и уравнена в правах с мужчиной, в анатолийской деревне она считается все равно существом низшим. Если она не работает в поле, она никогда не откроет лица, чтобы на нее не взглянул чужой мужчина. Она должна уступать мужчине место и беспрекословно исполнять любое его приказание. Старшая сестра должна подчиняться капризам своего младшего брата. Если муж, как разрешает шариат, трижды скажет своей жене, что больше не хочет иметь ее женой, она должна уйти из дома и все будут считать ее разведенной. Как и в давние времена, крестьянка только тогда имеет авторитет в доме, когда женит своих сыновей и начинает понукать своими невестками… Но упаси ее господь изменить мужу! Убийство жены и ее возлюбленного считается моральной обязанностью мужа, и никакая сила, даже тюремное заключение, не может этого изменить. Ранение или убийство человека, по сути, не осуждается, а заключение в тюрьму за такого рода преступления, как, впрочем, и за насилие, в турецкой деревне — дело обычное. Моральный кодекс крестьянина — дело одно, а официальный уголовный кодекс — совсем другое. «В деревне закон силы не имеет» — гласит народная мудрость. Тут действует свой морально-бытовой кодекс.